— Молодой Лингвен уже знает что-нибудь? — спросил Симони Лагуну в беседке доктора.
— Нет, — ответил Лагуна.
Тогда раздался выстрел.
После убийства Лагуны они, во-первых, решили навлечь на Янека подозрения, а во-вторых, следовать за ним по пятам, чтобы не упустить момента в случае если Янек все же отыщет бумаги отца: бумаги следовало отобрать и либо вывезти за границу, либо уничтожить. Янека они намеревались убить, а тело надежно спрятать, чтобы думали, что он, захватив документацию изобретения, удрал за границу. На этом заканчивала свою деятельность в Липове и Вебер. Она уже начала хлопотать в Варшаве насчет поездки в Швейцарию, якобы по приглашению своей школьной подруги.
Теперь, припоминая все происшедшее, я не могла понять, как это я ни разу не заподозрила Симони! Ведь именно он привел нас к тому самому месту, где лежала сумка Лагуны, и, конечно же, привел специально, чтобы укрепить подозрения против нас. Эту сумку он взял у мертвого Лагуны, думая найти в ней что-нибудь интересное, но, увидев, что ошибся, оставил ее в развалинах.
Пани Анастазия старалась с помощью сплетен создать вокруг нас, а в особенности вокруг Янека соответствующую атмосферу. Она же стащила мою машинку, пользуясь тем, что по моей просьбе заходила ко мне поливать цветы. Розена отравила тоже она, ибо он действительно не согласился стать экспертом по изобретению Лингвена, а заодно и приманкой для Янека. От него требовали, чтобы он явился к Янеку как друг его отца, что, впрочем, было правдой, и постарался выяснить, знает ли Янек, где спрятаны документы.
Выдумка с письмами тоже исходила от пани Анастазии; Гинца она знала по лодзинским временам, и ей было известно, что он бежал в Германию. Адама Горна она попросту выдумала, а чтобы еще больше все запутать, приплела сюда Томека Зентару, чьи «канареечные дела» хорошо знала. Данута Квичок из Щецина была знакомой Симони и уже не раз помогала переправлять через границу материалы, собранные Вебер и ее помощником в других городах.
Марка с зимородком, однако, отсутствовала не в альбоме Симони, хоть именно он отправлял письма, а у Феликса Свиста. Однако же, давая показания по этому делу, Свист вспомнил, что отзывчивый пан Бернард недавно помогал ему приводить в порядок его коллекцию.
Вебер и Симони приговорены к высшей мере наказания. Вебер, может быть, этот приговор еще заменят пожизненным заключением, но Бернарду Симони петли не миновать, и не только за убийство Лагуны и шпионаж; за ним еще числилось не одно преступление во время войны.
