В кабинете доктора все сверкало чистотой, белизной мебели, металлическими бликами инструментов в застекленном шкафчике. Я через пятое на десятое плела что-то о болях в колене.
— Ничего тут не поделаешь, дорогая пани, ничего другого не придумаешь — придется вам сделать укол.
— Укол? — удивилась я.
— Ну да. Укол в самое колено. Будет немножко больно, зато потом как рукой все снимет.
Я подпрыгнула на своем белом стуле и с ужасом закричала:
— Ох, доктор! Нет, нет! Я ни за что на это не соглашусь!
Мне показалось, что в глазах доктора блеснуло ехидство. Наверное, он подумал: «Вот дура, старая истеричка!» Я, однако, решительно не желала, чтобы доктор Свитайло делал мне укол.
Оказавшись на улице, я вздохнула с облегчением. Я не могла отделаться от впечатления, что мне удалось вырваться из западни.
Я глянула на противоположную сторону улицы. Из открытого окна маленького домика мне махала рукой седая старушка. Она радостно улыбалась и очень громко кричала:
— Пани Мильвид, пани Мильвид! Зайдите к нам!
Ничего не поделаешь, пришлось зайти.
— Как живете, пани Потыч? — крикнула я ей в самое ухо, переступив порог опрятной квартирки.
— У кого животик? У кого, пани Мильвид? — бравая старушка страшно интересовалась тем, что я хочу ей сказать, но была глуха, как пень, и договориться с ней было трудновато.
Раньше она занимала мое теперешнее место, то есть работала в газетном киоске на Рынке. Теперь жила на свою пенсию и на то, что ей присылала дочка из Варшавы. Вместе с ней жила Зося, ее внучка. Зося Потыч принадлежала к «моей» молодежи. Она была примадонной нашего театрального коллектива. И теперь, окончив школу, она колебалась, то ли идти в театральное училище, то ли выйти замуж за Томека Зентару, в которого она, как утверждали ее подруги, была влюблена. Зося всегда была очень приятной девушкой. У нее веселая, душевная улыбка, ослепительно белые зубы, легкая россыпь веснушек вокруг вздернутого носика, большие зеленые глаза и пышная грива рыжеватых волос.
К счастью, она тоже была дома. Она избавила меня от необходимости сообщать бабушке Потыч, как идут дела в Липове, и угостила меня кофе и великолепными рогаликами с маслом. После нервного потрясения, какое я испытала в доме доктора Свитайло, здешняя тихая, идиллическая атмосфера действовала на меня целительно.
«Очень приятная девушка» была, однако, расстроена. Она не стала таить от меня причину своего беспокойства. Речь шла обо мне. Я когда-то открыла ей очарование роли Офелии, и с тех пор она привязалась ко мне. Я не раз уже выслушивала ее признания.
