Он достал блокнот, написал Фросе записку: «Уезжаю в город на неопределенное время. Ковалев». Не притронувшись к еде, он вывел из-под навеса Воронка, оседлал и, не оглядываясь, поскакал к тракту.
В этот день в Костряках не случилось никаких происшествий. Бабы, собиравшиеся по вечерам у колодца, начали было скучать без пищи для пересудов. Зато во второй день после отъезда Ковалева взбунтовалось все село. От дома Ефросиньи Шубиной неторопливо шагал Плотников, а за ним, как рой пчел за маткой, двигалась растревоженная толпа. В середине ее шла Фрося, подгоняемая подзатыльниками и пинками. Какой-то мужик колотил по большому дырявому ведру, создавая оглушительный шум. Краснолицая баба протиснулась к Фросе сбоку и, ударив по лицу, завизжала:
— Бей ее, народ! Другим неповадно, будет!
В толпу затерлась подбежавшая со стороны оврага Аксинья, властным голосом перекрыла гвалт:
— О, матерь божия, пресвятая богородица, не жалей неверную, казни ее нещадно! Послушайте, люди добрые, православные, что я вам поведаю…
Толпа притихла.
— Намедни я доила корову, и вдруг в стайку забежала кошка. Глазища огнем горят, мяукает страх как. Схватила я полено, швырнула в нее, та человеческим голосом вскрикнула и — в окно под крышей. Наутро смотрю — вот эта безбожная бабенка, это бесовское отродье выходит из артельной конюховки с перевязанным глазом. Она, вот те крест — она! А моя корова с того дни молока половину не стала давать. — У-у, ведьма, — зашипела старуха. — Не уйдешь от божьей кары, не спрячешься.
— Бей воровку! — подзадоривал мужик с ведром, — Бей ее, бабы, только не до смерти, глядите?
Кто-то ухватил Фросю за косы.
От колхозной конторы бежала группа комсомольцев во главе с Иваном Назаровым.
Все это видел председатель сельсовета Саблин, сидевший в тарантасе и с пригорка у околицы села наблюдавший за происходящим. Когда комсомольцы добежали до толпы, началась свалка, он не выдержал и, съехав с пригорка на дорогу, со словами: «Черт знает что здесь творится», — помчался по улице, нахлестывая лошадь.
— Стой!!! — крикнул он, подъезжая. — Разойдись! Самосуд не допущу! — для острастки он выстрелил в воздух из револьвера. Толпа откачнулась и быстро начала таять. Остались вскоре одни парни-комсомольцы.
Фрося поднялась с земли, откинула с лица растрепанные волосы. Ее запекшиеся губы дрогнули. На шее у нее висела доска, с надписью: «Бей воровку!» Полные отчаяния глаза были сухими. Саблин подошел к Фросе, снял доску и увел ее домой. Вскоре к дому Шубиной прискакал конный милиционер.
