Крашенинников нашел на Камчатке, переживавшей тогда затянувшийся конец каменного века, не грубых дикарей, а таких же, как мы, людей и даже философов, стремившихся, по его словам, «изведать самую мысль птиц и рыб». Во всем этом раскрывались Крашенинникову черты столь же огромного, как и неизведанного мира.
Со временем, в ходе дальнейшей борьбы идейных направлений, выросла и оформилась идеология нового класса — буржуазии, европоцентризм, выражавший интересы империалистической буржуазии Запада. С точки зрения европоцентристов, источником прогресса в мировой истории была Европа. «Вечная Европа»! За ее пределами, за гранью «истинной цивилизации» находился мир косности и варварства, лежала коренная глубинная Азия. Та самая, «золотая дремотная Азия», что, по словам поэта, навеки «опочила» на своих куполах… Иначе говоря — отсталые и эксплуатируемые европейским капиталом колониальные и зависимые страны.
Одним из примеров такой тенденции была, например, попытка одного из крупных немецких археологов объяснить возникновение земледелия и расписной керамики в долине реки Желтой миграцией арийцев из Центральной Европы на Дальний Восток.
Как полярная противоположность европоцентризму выступила другая крайность, азиацентризм, не менее, если не более, древний. Одни продолжают развивать мысль об извечном превосходстве «белой» европейской расы. Другие стремятся доказать такое же исконное превосходство какого-либо одного из народов Азии, какой-либо одной азиатской страны и одной культуры. «Свет с Востока», — твердят одни, «С Запада», — другие.
Для феодальных, а затем и буржуазных историков Китая типично противопоставление истории Китая истории народов, его окружающих. Их именовали не иначе как «варварами». С точки зрения великодержавной идеологии, «варвары» противостояли избранной нации как косная и пассивная масса, способная только разрушать или усваивать уже готовую культуру. Характерно и связи с этим, что китайский буржуазный историк Сюй Чжо-юн, работавший ранее на Тайване, а теперь являющийся сотрудником департамента восточных языков и литературы Чикагского университета, счел необходимым подчеркнуть в специальном примечании к изданной в США моей работе о древнем населении Сибири, что «конечно, варварское государство (имеется в виду Бохай. — А. О.) никогда не пользовалось среди китайцев «репутацией страны просвещения и ученых».
Даже в тех случаях, когда изучение древней истории народов Северной Азии позволяет обнаружить их бесспорные достижения в области культуры или общественного строя (например, наличие собственных древних государств типа того же Бохая), зарубежные историки нередко связывали это лишь с благотворным воздействием на «варваров» их «цивилизованных» соседей — дальневосточных государств: Танского Китая, Японии эпохи Нара. Как уже говорилось, некоторые русские востоковеды XIX века также объясняли возникновение бохайского государства и чжурчженьской империи Цзинь влиянием феодального Китая.
