Искалеченный Гарри Морган, у которого семья — жена и три дочери, потерял средства к существованию. Но он не может смириться с тем, чтобы у его детей «подводило животы от голода», не желает также рыть канавы, подобно безработным ветеранам, ибо и этих грошей не хватит, чтобы прокормить семью. «Я не знаю, кто выдумывает законы, — с горечью констатирует герой, — но я знаю, что нет такого закона, чтобы человек голодал…» (II, с. 548). Не случайно один из приятелей Гарри Моргана, который, кстати, в бытность рабочим на фабрике участвовал в забастовках, говорит, что тот рассуждает как «красный».
Именно социальная незащищенность и безвыходность положения вынуждают Моргана пойти на очередной, оказавшийся роковым, рискованный шаг — перевезти за деньги группу кубинских террористов на родину. Морган понимает, чем ему грозит подобная операция. Он пробует похитить конфискованную лодку, но ее обнаруживают и возвращают. Тогда, он берет лодку под залог у хозяина бара Фредди.
Писатель сочувствует своему герою. Но он отнюдь не оправдывает его. Доведенный до отчаяния, стремясь прокормить семью, Гарри Морган готов идти на все, теряет понятия о добре и зле, критерии дозволенности и, ставя на карту собственную жизнь, лишает жизни других людей.
С несомненным искусством, отличающим Хемингуэя, умеющего изображать героев в «момент истины», описан в романе последний рейс Гарри Моргана. Группа террористов, совершив ограбление банка в Ки Уэсте и убив одного из служащих, спешит на лодке Моргана на Кубу, спасаясь от погони. Главарь группы Роберто попутно убивает и помощника Моргана бедняка Элберта; такая же учесть ожидает и самого Гарри. Последний находит в себе силы, проявив немалую находчивость, перебить своих врагов, но при этом получает смертельную пулю в живот. Сторожевой катер подбирает лодку Моргана и приводит ее в порт. Умирающий, находящийся в полубреду Морган не в состоянии рассказать что-либо, он лишь произносит слова, которые стали «хрестоматийными»: «Человек, — сказал Гарри Морган. — Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один. — Он остановился. — Все равно человек один не может ни черта» (II, с. 632).
Далее следует такой писательский комментарий: «Потребовалось немало времени, чтобы он выговорил это, и потребовалась вся его жизнь, чтобы он понял это» (II, с. 632).
Мысль о необходимости коллективных усилий, буквально выстраданная героем, достаточно неожиданная для Хемингуэя, художника индивидуалистического склада, была предельно созвучна психологическому климату «красного десятилетия». Вспоминая о нем, критик Мальколм Каули писал: «В это время говорили не «я», а «мы», не «мое», а «наше». Это было отнюдь не расхожим лозунгом, отвлеченной декларацией. Хемингуэевский Морган — один из тех героев литературы 30-х годов, которые мучительно пробиваются, если употребить выражение Поля Элюара, к «горизонту всех людей».
