Нисколько не смутившись, Эмили продолжала:
– Вы ничего не потеряли, ибо, на мой взгляд, в биографии адмирала была лишь одна примечательная страница: когда он, еще будучи капитаном, потерпел кораблекрушение и вместе с выжившими матросами попал в плен к императору Марокко. Он находился в рабстве почти полтора года, представляете? А потом пленников выкупило британское правительство.
– Одри обожает истории про пиратов и разбойников, – ввернул Дональд.
Заметив озадаченный вид Джозефа, Эмили пояснила:
– «Одри» – мое первое имя, так меня звали в приюте, о котором я хотела бы забыть. Полагаю, Уильям рассказывал вам, что мне было четыре года, когда меня удочерили. В семье я получила имя «Эмили», однако Дональд предпочитает «Одри», зная, что меня это жутко раздражает.
– Одри такая чувствительная, – не унимался младший брат, – и просто до неприличия романтичная. Она была бы счастлива, если бы однажды ее похитили, и прекрасный капитан спас ее из плена.
– А вам чужды благородные порывы? – слегка прищурившись, спросила Ирэн.
При звуках ее низкого голоса Дональд сразу утратил желание подтрунивать над сестрой. Он был хорош собой, но уверенность в собственной неотразимости улетучилась под пристальным взглядом Ирэн Грант.
– Я предпочитаю живопись героическим подвигам, – произнес Дональд, непроизвольно комкая скатерть. – Между прочим, завтра в художественной галерее на Слоун-сквер открывается новая выставка. Там будут три мои картины. Не хотите ли посетить галерею?
Ирэн выдержала паузу, добившись желаемого эффекта: все мужчины за столом выжидательно посмотрели на нее.
– Отчего нет? С удовольствием, мистер Стаффорд.
– Дональд.
– Дональд, – повторила Ирэн, задержав взгляд на его лице чуть дольше, чем требовали приличия. Потом она медленно повернулась к Джозефу. – А вы интересуетесь живописью, мистер Уолш?
– Я стараюсь по возможности не пропускать выставки, однако не являюсь поклонником академизма.
– В таком случае, прерафаэлиты наверняка нашли отклик в вашем сердце, – улыбнулась Джейн Андервуд. – Их нельзя не любить за вызов, брошенный официальным течениям и слепому подражанию классическим образцам.
Джозеф с любопытством взглянул на даму, разделявшую его художественные вкусы, – ту самую овдовевшую родственницу, что давала уроки музыки. Ей было около сорока, хотя строгая прическа и платье делали ее старше. Но приятное лицо казалось молодым, а серо-зеленые глаза смеялись, даже когда Джейн говорила о серьезных вещах.
