— Они могли сговориться!
— Тогда они оба идиоты от рождения.
Он, видимо, согласился, потому что ничего не ответил и только с недовольным видом перебирал бумаги на столе.
— Доктора Вегрихта нужно освободить, — начал я.
— Кто это сказал? — разозлился Бахтик.
— Я говорю, потому что он не виноват.
— Это еще не доказано.
— Юридически это доказано, а психологически из доказанного вытекает.
— Чего же он дурит?
— Потому что это больной, истеричный человек.
— Так ему невредно будет здесь немного поотвыкнуть от своих истерик, — величественно решил Бахтик.
Меня все это начинало злить.
— От истерик не отвыкнешь, это болезнь нервов, а не плохая привычка и, уж конечно, не преступление. Лечат от истерик покоем, а не тюрьмой. Это ясно даже повитухе.
— Не учи меня, — оскорбился Бахтик, — ты здесь не затем, чтобы меня учить!
Видимо, он был раздражен до предела, и разговаривать с ним было трудно.
— Послушай, Вильда, — говорю я, — не злись, я не хотел тебя задеть. Произошла ошибка, и я хочу, чтобы ты ее исправил. Не надо лишний раз обижать человека.
— Никто его не обижает! Никто ему ничего не делает, и нечего нянчиться с каждым буржуазным элементом!
— Послушай, если он сын железнодорожника и преподаватель гимназии, так это еще не буржуазный элемент. И кроме того, это добросовестный человек и хороший специалист, который делает полезную работу. Незачем его понапрасну травмировать, его и так достаточно травмировали; это несчастный и невезучий человек, который еще к тому же из-за своего чрезмерного усердия и запуганности никому не симпатичен, как мне, так и тебе. Но сейчас дело не в личных симпатиях и антипатиях, а в справедливости.
— Так ты считаешь, — ощетинился Бахтик, — что я действую не по справедливости, а только в своих интересах? Я просто не уверен, что этот человек не впутан в историю с часами, и считаю, что его лучше не выпускать, пока не закончится следствие. Ничего с ним не случится. И будь поосторожней со своими выпадами, а то обожжешься.
— Здесь и выяснять нечего, — начал я опять, — этот человек ни в чем не виноват, а остальное можно выяснить, когда он будет на свободе, раз ты не веришь. У него такое состояние, что тюрьма его окончательно доконает.
— Это мещанский гуманизм, вот это что, — улыбнулся Бахтик, но как-то криво.
Я окончательно вспылил.
— Ты считаешь, что хорошее отношение к людям — это мещанский гуманизм! Мещанский гуманизм — это когда защищают подлеца и сочувствуют виновному. Это человек, это гражданин, понимаешь? Человека надо выпустить, иначе он здесь загнется, мы не имеем права доводить его до такого состояния. Этого требуют здравый смысл и элементарная человечность, и закон тоже. Закон обязывает считать человека невиновным, пока нет доказательств его виновности, и не наоборот… и…
