— Кукиш бы им показать, толсторожим, — шепнул злобно Кучмий. Адъютант в ответ только погрозил ему пальцем.
Полк прошел сквозь город с развернутым знаменем, с распущенными пестрыми эскадронными значками. Штандарт Котовского везли с почетным караулом, шашки наголо; в плещущихся атласных лентах сияла на солнце эмаль прибитого к древку под самым золоченым острием пики краснознаменного знака. Хор трубачей играл марш за маршем.
На главной улице подковы застучали по асфальту. Железные шторы магазинов были наглухо закрыты, прохожих не было вовсе, только окна забиты были до отказа головами любопытных. Кто-то молодым, задорным голосом крикнул из-под палевой занавески по-русски:
— Да здравствует Ленин! Долой Пилсудского!
И тотчас же из окна под ноги кучмиевской золотистой кобылы упал букет красных роз. Кобыла шарахнулась, командир полка, оглянувшись на завешенное окно, приветливо махнул рукой.
Пройдя через город, люди разместились в домах утопающего в фруктовых садах предместья. Всем, кроме дежурного полуэскадрона, приказано было расседлать коней. Штаб остановился в гостинице, над ее крышей взвился красный кумачовый флаг.
Гостиница была солидная, старинная. Город являлся центром двух больших районов — пшеничного и коневодческого. Несколько раз в году происходили большие ярмарки, тогда в гостинице неделями кутили усатые ремонтеры австрийской армии или маклеры мировых зерновых бирж. В номерах тускло сияла аляповатая роскошь, тяжелые бархатные портьеры с кистями, золоченые карнизы. На старинных гобеленах порхали амуры. Потрескавшийся от времени паркетный пол носил следы тяжелых, подбитых гвоздями сапог, в которых галицийские помещики некогда отплясывали здесь, празднуя очередную выгодную сделку. Всеми этими атрибутами ярмарочного отеля гостиница напоминала аналогичные заведения в больших российских торговых городах. Однако на всей этой помещичье-купеческой культуре лежал еле уловимый отпечаток Европы многие номера имели ванные комнаты, стены в них были уложены изразцами; ковры сначала выбивались на дворе ивовыми метелками, затем очищались пылесосами; горничные носили белоснежные кружевные наколки.
Командир полка, комиссар и адъютант собрались в самом большом номере для того, чтобы обсудить создавшееся положение. В городе предполагалось пробыть не менее двух суток. Категорические инструкции, полученные от дивизии, предписывали не вмешиваться в деятельность гражданских властей. Город неизбежно должен был вскоре попасть снова в польские руки, и при этих условиях организация советской власти вызвала бы жестокие репрессии белополяков по отношению ко всем гражданам, которые стали бы сотрудничать с Красной Армией. Что и говорить, положение было необычайно щекотливым.
