— Больше двух дней в городе не торчи. Боя не принимай ни в каком случае отходи, если что, к Милятинскому монастырю, я буду стоять там, дожидаться пехоты. Пушки береги как зеницу ока. Отдашь — голову оторву!..
Взошла зеленая луна, беспокойные облака рассеялись по небу. Далеко впереди, за посеребренной лунным светом пшеницей, пересвистывались партизанские дозоры. Командиры, сгрудившиеся было у часовни, стали разъезжаться по своим эскадронам. Сыграл горнист. Полки от перекрестка шоссе двинулись в разные стороны.
Молоденький партизан, босоногий., на неоседланной лошаденке, указывал дорогу к городу. Партизан важно держал винтовку за спиной, на веревке. Веревка была в нескольких местах связана узлами. В тряске узлы натерли партизану шею до кровавых ссадин. Партизан насвистывал.
Когда восток зарозовел, в одной из помещичьих усадеб, почти в виду города, решили сделать привал. Засуетилась в экономии сонная челядь. Помещик сбежал во Львов еще при приближении партизан. Эконом, гремя связкой ключей, отпирал амбары эскадроны разбирали овес.
Приказано было убрать коней и людям тоже почиститься. Эскадронные любители-цирюльники не успевали побрить всех желающих. У кого с собой в переметных сумках был прибор, начистили сапоги до блеска. Приказчику выдали квитанцию на овес и харчи; от страху он долго не понимал, в чем дело, только кланялся в пояс да бормотал себе под нос что-то несуразное.
Когда вышли из экономии, комполка Кучмий выстроил эскадроны лицом к полю. Сам стал перед фронтом и высморкался для голоса.
— Братва, — крикнул командир, и свежий утренний воздух далеко разнес его могучий бас, — идем в европейский город. Европа глядит сейчас на наше боевое знамя, что мы из-под дорогого нашего Тирасполя таскаем впереди себя! Которые имеют особо длинные руки, которые любят подбирать, что плохо лежит, запомни дух вышибу! За стакан семечек расстреливать буду без пощады! Котовцы мы или кто Прибери себя к рукам так, чтобы даже малое дите не было на нас в обиде…
От грозной командирской речи бойцы присмирели. Уже высоко в небе стояло жаркое июльское солнце, в экономии стучала молотилка, пели петухи. Невидимые в пшенице, звенели жаворонки.
— Братва, — продолжал командир, и голос его стал задушевным, — я сам человек, как и вы. Еще раз предупреждаю после не обижайся. Которые любят на баб наскакивать, которому сукину сыну без вина в глотку жратва не лезет, запомни гляди в оба за собой, гляди за товарищем, береги славное наше знамя!
