Невеста снова бурно застыдилась, в то время как Черекан спокойно сидел, положив смуглые руки на эфес шашки, прямой как столб, безразличный и холодный ко всему.
Сидевший на подоконнике с газетой в руках адъютант первого полка скосил в сторону невесты любопытный глаз. Он считал свою жену первой красавицей в бригаде, но промолчал, решив предоставить разрешение этого щекотливого вопроса ходу времени и общественному мнению. Невеста Черекана была свежей пухленькой блондинкой с румянцем во всю щеку, со вздернутым носиком и почти без бровей; в общем же она была премиленькой.
Котовский встал и, зевнув, начал прощаться. Аудиенция окончилась. Невеста снова протянула негнущуюся руку. Черекан вытянулся и сдвинул каблуки; затем жених и невеста ушли.
Командир бригады подошел к окну, отодвинул занавеску и долго смотрел им вслед, положив живот на подоконник.
— Да-а, — сказал он, когда они, наконец, скрылись за воротами, — ну и пигалица! И на ходу вертит задом, как завхозова серая кобыла, ей-богу. Повенчали черта с младенцем. А парень-то каков! Орел! И чего только баба не сделает с человеком!
Потом командир бригады стянул с себя прилипшую к телу гимнастерку, толкнул волосатой грудью дверь и пошел во двор, к колодцу, окатываться…
Свадьба должна была состояться на другой день, под вечер. Бойцы решили бойкотировать церковь и явиться прямо к свадебному обеду. Черекан невозмутимо принял этот тяжкий удар, ибо решил, что ребята, в сущности, правы. В этом суровом сердце была, безусловно, очень большая нежность к своему делу, к бригаде, к эскадрону. Только Черекан эти чувства, которые он, быть может, считал самыми дорогими для себя, ревниво таил.
Церковь была переполнена, несмотря на то, что за кладбищем начинался фронт; на свадьбу пришли смотреть и стар и млад. Черекан был немного бледен и сдержанно вежлив с новой родней. Глаза его потускнели, он как будто бы отсутствовал.
Когда румяный и дебелый поп, в праздничном облачении похожий на торт с кремом, неожиданно тоненьким голоском затянул службу, в настежь раскрытых дверях церкви показалось взволнованное лицо Чижика, черекановского ординарца. Он вел за собой на поводу двух оседланных лошадей.
— Товарищ командир, — крикнул он, и звонкий голос его потряс церковные своды, — бросайте живо эту музыку! Опосля довенчаегесь. Тревога! Ребята уже пошли, не дожидаясь вас.
В церкви все замерли, остолбенев, впрочем, все, кроме Черекана, который уже успел надеть фуражку и подхватить саблю, чтобы не мешала бежать. Как раз в эту минуту над площадью у церкви, оглушительно щелкнув, разорвалась первая шрапнель и сейчас же, вслед за нею, другая и третья.
