Сенька молча слушал и сочувственно смотрел на сержанта. «Какой он худенький, совсем пацан», — думал он и сравнивал свою мускулистую жилистую руку с тоненькой, совсем как у девочки, рукой сержанта, выглядывавшей из рваного рукава.
— Повезло тебе, — сказал Сенька.
— Повезло, — улыбнулся сержант.
— А ты давно воюешь?
— Я? Дай бог. Третий раз вот уже ранен.
— Третий раз? — удивился Сенька.
— Третий. Под Смоленском, под Ржевом и вот здесь теперь.
— И все живой остаешься?
— Как видишь, — сержант медленно, с натугой улыбнулся, ему, по-видимому, трудно было улыбаться. — Водички нету?
— Я сейчас принесу, — сказал Сенька и побежал на кухню.
Когда он вернулся, сержант лежал и тяжело дышал. Лицо его стало совсем красным.
— Жар, должно быть, — сказал Сенька и поднес кружку к сухим, потрескавшимся губам сержанта. Тот с трудом сделал несколько глотков, откинулся назад и слабо выругался.
— Обидно, черт возьми, — он опять выругался. — Не увижу больше ребят.
— Тебе что — кости перебило?
— Кости. На обеих ногах кости.
Сенька посмотрел на его ноги — обмотанные во всю длину, толстые и какие-то квадратные, только кончики пальцев выглядывали.
— Да, долго тебе лежать.
— Долго, — вздохнул сержант и опять попросил пить. — С полгода проваляюсь. Как колода. А ребята воевать будут…
Больше он ничего не сказал. Закрыл глаза и долго лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.
«Как бы не помер», — подумал Сенька, и ему еще более жалко стало худенького сержанта. Он осторожно приподнял бритую голову его — она была горяча, как огонь, — и подложил свою скатку.
Ночью сержант стал бредить — вспоминать Полтаву, Клашу, ругать какого-то старшину, — и Сенька всю ночь менял ему холодную, мокрую тряпку на лбу. К утру бред прошел, жар отпустил, и часа два сержант спал спокойно. Сенька тоже вздремнул.
Только утром заметил Сенька, что у сержанта на груди Красная Звезда. На одном уголке эмаль облупилась «Такой молоденький — и уже орден», — подумал Сенька и побежал за завтраком.
— За что это ты орден получил? — спросил потом Сенька, кормя сержанта с ложечки.
— За что дают, за то и получил, — уклончиво ответил Николай (сержанта звали Николаем) и облизал ложку.
— И давно получил?
— Давно.
«Смелый, должно быть, — подумал Сенька. — По морде видать, что смелый. А ведь такой худенький, хлипкий».
После завтрака Николаю захотелось оправиться, и Сенька бегал за судном — оно было одно на весь санбат, и на него была очередь — и помогал Николаю с ним сладить.
