Наверное, благополучное движение по поверхности Даннеморы в какой-то момент времени лишило нас страха. А возможно, осторожность снизилась в силу банальной усталости. Как бы там ни было, когда через минуту после нашей посадки вдруг синхронно запиликали оба виброакустических датчика, никто особенно не встревожился.
— Движение в ста пятидесяти метрах к югу, три объекта до двухсот килограммов, — услышал я в наушниках доклад Костяной Головы и тут же последовал аналогичный рапорт Инквизитора:
— Атаман, четыре массивных объекта в ста двадцати метрах на северо-восток… вектор движения мимо нас, на водоём… уже пять объектов… шесть, короче стадо бредёт!
Поскольку в это время Сергей Лазо рассказывал что-то весёлое Натс, я предостерегающе поднял руку, призывая к тишине. Но Ху-Яобан то ли не увидел в темноте мой жест, то ли просто его проигнорировал — уж и не знаю! — во всяком случае он не прервал свой рассказ. Рассказ, кстати, был так себе — обыкновенная байка тюремного сидельца о том, как в новогоднюю ночь в тюрьме на Дивклептосе сокамерники назначили его «ёлкой» и к чему вся эта развлекуха привела.
Сырожа Лазо как раз успел закончить своё повествование фразой: «Всю ночь я вынимал из головы пластилиновые шарики и с тех пор испытываю непримиримую ненависть к Новому Году», как Костяная Голова вдруг гаркнул «Ахтунг!» и, включив «цурюпу» в режиме форсажа, рванул со своего места вверх. Через долю секунды загремел его термокинетический пулемёт. Что-то крикнул и Ильицинский — у меня не отложилось в памяти что именно — и тоже принялся стрелять.
Не раздумывая, я включил заплечный ранец и, моментально взлетев над грунтом, стал свидетелем одного из самых необыкновенных зрелищ, которые когда-либо в своей жизни мне доводилось видеть. Громадные лохматые существа, чьи части тела невозможно было толком рассмотреть из-за их косматой рыже-бурой шерсти, стремительными прыжками приближались к нам. Из-за их могучих покатых плеч и специфического окраса они казались похожими на холмы или, скорее, громадные валуны, прыгающие точно мячик по полю для гольфа. Прыжки их представлялись чем-то совершенно невероятным — лёгкие, быстрые, безо всякого видимого усилия, они напоминали скачки кенгуру, с той только разницей, что длина каждого такого перескока намного превышала двадцать условно-земных метров. Эта необыкновенная прыгучесть обеспечивалась аляповытыми, несоразмерно большими толчковыми ногами, значительно превосходившими длину торса животных.
