— Подожди!
— Навались!
— Стой!
— Отойди!
— Да… Просто Ральф и Джек[21] собственной персоной… Угробят инструмент, жалко… — Марат торопливо натягивает телогрейку, вставляет ноги в валенки и спешит к группе работяг, обступивших грузовик. — Чего раздумываем, мужики?
Местный прораб Митяй недоверчиво косится на Марата. Что это сторож заговорил? Раньше молчал и носа из своей сторожки не показывал. А к нему как зайдешь за какой-нибудь надобностью, так свою умную книжку нехотя отложит и смотрит с тоскливой ленцой: чего вам, мол, неучам, надо? Оно, конечно, у него, поди, есть время просвещаться, он скребком да зубилом не машет, плиты не таскает, мешки с цементом не ворочает. Знай себе сидит на кровати, чаи попивает, с собакой беседы ведет. Читай не хочу. А названия-то какие у книг мудреные. Митяй краем глаза приметил: «Новая жизнь» (чем ему старая не угодила?), потом еще какой-то «…переводчик» с немецкой фамилией (с чего бы это сторожу переводчиками интересоваться?), а одно Митяю особенно запомнилось: что-то про дирижерские жесты. Он еще хотел взять почитать, думал, там про те самые, всем известные жесты, а потом как-то забылось. Что этому умнику здесь понадобилось?
— Да, тут вот пианину привезли, — нехотя пережевывает слова Толян. — Народ волнуется, как снимать будем.
— Надо подумать, — одобрительно откликается Марат и запрыгивает на борт. Приоткрывает картонную коробку и присвистывает:
— Обалдеть!
— Чего там? — суетится Митяй, протискивается с другой стороны. — Странное какое-то пианино, — пожимает плечами, чешет затылок. — Может, оно, того, не тяжелое?
— Тяжелое.
— А ты почем знаешь? — недоверчиво цедит Андрюха.
— Это фисгармония. — Марат не замечает грубости, не отрывает взгляда от старинного инструмента.
— Физ… чего?
— Фисгармония. — Марат наконец замечает недоверчивые растерянные взгляды и вдруг пускается в объяснения: — Здесь внизу педали, а наверху клавиши. Играют на клавишах, как на фортепиано, но если не работать педалями, звука не будет, понимаете? Звук извлекается нагнетанием воздуха. Постоянной работой педалей, как у органа.
— У органа? — оживляется Толян. — Это как в соборах у католиков, что ли?
Марат кивает.
— Красиво звучит, — одобряет Толян. — Я летом квартиру на Малой Грузинской отделывал, там этого органа наслушался.
Товарищи смотрят на него с уважением, да и Марат неожиданно ощущает себя своим. Все-таки музыка — воистину язык, не требующий перевода. Старинный ящик с педалями — а от былого холодка не осталось и следа. В глазах работяг — заинтересованность, у Марата — восторг. Поворчав еще немного и поспорив для порядка, общими усилиями переносят антиквариат в дом. Прораб осторожно, с ощущением подлинного таинства, раскрывает картон. Марат не может сдержать возгласа восхищения.
