Криминальные и неэтичные красные рынки имеют куда меньший размах, чем их вполне законные конкуренты. Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, в мире около 10 % органов для пересадки приобретается на теневых рынках. В принципе эта цифра относится и ко всем остальным рынкам торговли человеческими телами.
Ставки высоки. И наше самоощущение в обществе зависит от того, как мы относимся к этим 10 процентам. Позволим ли мы кровавым посредникам и похитителям детей заниматься и дальше своим бизнесом, закроем ли на это глаза как на неизбежные издержки? Наличие множества посредников в деле купли-продажи почек и эксплуатируемых продавщиц яйцеклеток из Восточной Европы и бывшего советского блока в той же степени связано с глобальным экономическим неравенством, что и с нашим отношением к красным рынкам. Возможно ли вообще учредить систему, при которой вред, наносимый всеми красными рынками, сводился бы к минимуму?
Сокращение числа преступлений – не только юридическая проблема; ее решение должно быть связано с фундаментальной переоценкой наших долговременных убеждений в святости человеческого тела, экономики, альтруизма и личного пространства. Нам нужно перестать расценивать спрос на тела и человеческие ткани как на вечную проблему, разрешить которую может лишь увеличение предложения. Однако спрос на органы, волосы, детей для усыновления и кости – это прежде всего функция от общего (и выявленного) предложения. Если в Азии кости находятся в свободном доступе, кто-то найдет способ ими воспользоваться. Если на рынке появится больше почек, врачи посчитают, что в пересадке нуждается больше больных. Чем больше агентства по усыновлению будут показывать переполненные детские дома, тем больше семей захочет взять детей оттуда к себе. И чем больше яйцеклеток появится на открытом рынке, тем чаще за ними будут летать в другие страны потенциальные реципиенты.
Спрос сам по себе смысла не имеет. Наличие высокого спроса на гоночные машины, атомные бомбы, первые издания комиксов о Супермене и часы Rolex не значит, что мы можем или даже должны увеличивать их производство в мире. Без предложения спрос немыслим.
Возьмем для примера кровь. Хотя большие объемы доступной крови в первой половине прошлого века позволили хирургам разработать новые прогрессивные методы операций, некоторые религиозные группы – прежде всего сайентологи – не признавали переливания крови ни в каком виде. За много лет полное отсутствие спроса на человеческую кровь среди этих людей привело к частным инвестициям и со временем к значительным подвижкам в области бескровной хирургии. Сначала врачи не стеснялись лить кровь, чтобы развить хирургическое мастерство; однако когда оказалось, что обычные процедуры переливания крови подходят не всем, то запрет переливаний породил технологический бум, который привел к сокращению кровопотерь при операциях. Сейчас в больницах США и Европы многие операции проходят бескровно или почти бескровно. Хотя науке еще предстоит добиться многого, когда-нибудь появятся искусственные органы, и тогда живые органы для пересадки не будут нужны.
