Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек | страница 113
Но антрополог Мелинда Купер отмечает, что комиссия слишком много внимания уделила согласию и слишком мало – практически систематической эксплуатации людей, навсегда оставшихся жертвами медицинского обмана. Какими бы ни были условия контракта, подопытным, по ее словам, «нечего было продавать, кроме себя самих»[36].
На более глубинном уровне клинические исследования в Хэнане показывают, что подопытные не имеют никакой выгоды от фармацевтических экспериментов. В разработке лекарств они становятся неравноправными партнерами, никогда не получают ни рыночной цены за свое участие в исследовании, ни доступа к патентованному лекарству после его разрешения.
Если бы новое лекарство, разработанное в Хэнане, получило разрешение и вышло на рынок, крайне маловероятно, что оно появилось бы в Китае при жизни этих пациентов. Как и в случаях с почками, яйцеклетками и остальными органами с красных рынков, плоть подопытных кроликов может продвигаться по социальной иерархии только вверх. Большинство выгод, которые фармацевтические компании получают от вывода клинических исследований за рубеж, никогда не поступают обратно в общество.
Бедные и обездоленные рискуют при тестировании лекарств, а плоды пожинают богатые и влиятельные. Согласно исследованию 2006 года, проведенному Ernst and Young, всего 10 % населения Китая – те, кто застрахован, – вообще могут приобрести патентованные препараты[37].
При оценке человеческих тел налицо двойные стандарты. Во время исследования его участники – добровольцы-альтруисты, помогающие развитию науки. После него их вклад моментально забывается, и участники не получают ни финансовой прибыли от нового патентованного лекарства, ни возможности получить новое лечение. Хотя они подвергают риску свое здоровье в процессе исследования, компании, зарабатывающие миллиарды на продаже лекарств, отказываются признавать, что для создания препарата нужна не абстрактная плоть, а души и тела реальных людей.
Глава 9
Обещания бессмертия
В репродуктивной клинике на Кипре Саввас Кундурос, эмбриолог щегольской наружности, машет рукой в воздухе, словно бы отметая все мои вопросы еще до их произнесения. Да, он занимается работой с яйцеклетками, но репродуктивная медицина – это не только производство детей. Понизив голос, хриплый от сигаретного дыма, он сам хватает мой блокнот и начинает делать записи.
«Самое важное – это стволовые клетки. Скоро я разработаю новый процесс создания эмбриональных стволовых клеток без всяких яйцеклеток». Он раз за разом поднимает палец в воздух, объясняя, что разрабатывает методику получения эмбриональных стволовых клеток из других тканей. Однажды, говорит он, науке удастся обойти законодательный запрет на изучение эмбриональных стволовых клеток в США, из-за чего американским ученым приходится довольствоваться незначительным количеством генетического материала, собранного еще до запрета исследований президентом Джорджем Бушем-младшим. Нехватка нового материала стала одним из главных камней преткновения. Президент Обама отменил закон в 2009 году, но препятствий в работе еще достаточно – это и постановления федеральных судов, и протесты религиозных активистов.