Эта оксфордская философия 40-ых и 50-ых годов выработала некоторые ценные прозрения, которые я до сих пор считаю истинными. Пожалуй, наиболее важное и обширное из этих прозрений заключалось в том, что мы должны постоянно и уверенно идти к тому, чтобы понимать, каким образом вся философия (в той степени, в которой философия является понятийным исследованием) должна быть связана с правильным словоупотреблением. У нас не может быть доступа к понятиям, кроме как посредством изучения лингвистических традиций, и, следовательно, использования тех слов, через которые эти понятия выражаются. Это прозрение напоминает мне о библеистах, которых я упоминал ранее (их приводил в пример мой отец) и которые изучают некоторые специфические понятия Ветхого Завета посредством сбора и изучения (отыскивая как можно больше различных контекстов) всех доступных примеров употребления соответствующего слова на иврите.
Такая же, как и те минувшие дни (стремительная и важная для развития моего собственного философского направления), эта «новая философия» не была столь новой и исключительно точной, какой её иногда изображали. Революция была сосредоточена на понятийной грамматике, использовании понятий в обыденном языке, исследовании, которое помогло бы устранить многие из очевидных проблем в философии. Одна из этих проблем заключалась в том, можем ли мы обрести познание через знакомство с «внешним» (логически доступным) миром. Эта проблема впервые была сформулирована Декартом в семнадцатом веке и в дальнейшем, вне всякого сомнения, признавалась большинством его известных последователей, среди которых были Локк, Беркли, Юм и Кант. Эта «новая философия», однако, отклонила данную проблему картезианского[31] скептицизма, отвергнув её отправную точку: мнение о том, что человеческий индивид является бестелесной сущностью, которая обладает лишь личным опытом. Подобное представление было несовместимо с принятием в нашей правильной речевой деятельности точки зрения о том, что посредством знакомства мы познаём как физический мир, так и других людей. Но, как я уже сказал, это не было чем-то абсолютно новым; Платон, который написал «Теэтет», и Аристотель, автор «Никомаховой этики», чувствовали бы себя совсем как дома на семинарах, которые проводили Райл и Остин.
РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФИИ
Перед тем как покинуть Оксфорд, я предоставил издательству материалы для первого выпуска сборника под названием «Логика и язык». Вскоре последовал второй выпуск. Обе книжки были отредактированы и дополнены моим кратким введением: первая – в 1951 году и вторая – в 1953 году. Итак, вскоре после вступления в должность лектора в Абердинском университете, я оказался в роли неназначенного, но, тем не менее, признанного представителя «оксфордской лингвистической философии» в Шотландии. Когда Шотландский философский клуб, состоящий из тех, кто преподавал философию в Шотландии, выпустил новый журнал под названием «The Philosophical Quarterly», один из его первых выпусков содержал нападки в сторону этой оксфордской школы. Редактор попросил меня на них ответить. И этот ответ в виде работы «Философия и язык» впоследствии стал (в несколько изменённой форме) вступительной главой в третьем сборнике статей под названием «Эссе по концептуальному анализу». Критик с английской стороны Майкл Даммит описывал данное движение как «культ обыденного языка», делая необычное утверждение о том, что «принадлежность» к этой школе «очевидно зависит от волеизъявления профессора Флю».[1]
