Пока они были, как мне представлялось, не в пользу учителя. Может, потому он и прервал паузу первым.
— Мы ушли в сторону от главного, — сказал учитель. — Давайте вернемся к нему.
— Давайте вернемся, — согласился отец Валентин.
— Мука есть благо, вы говорите. Допустим. Но как быть с той мукой, которую причинил народам фашизм? Что вы скажете о фашизме? Я ведь знаю: в войну вы сами снимали сутану и партизанили. И, кажется, награждены советским орденом.
Отец Валентин, мне показалось, обрадовался новому вопросу.
— Это так, — торопливо произнес он. — Я партизанил. И награжден орденом. И тем удивительнее для меня, почему же вы тогда спрашиваете о моем отношении к фашизму.
— Как почему? Мне интересно знать, зачем потребовалась богу такая страшная война.
— Богу не нужна была ни вся война, ни даже единый ее выстрел, — с приметной, чем-то вдруг вызванной болью ответил отец Валентин. — Люди слишком глубоко погрязли в грехе обладания и дележа… И в этой клоаке блуда легко, как смерчи в океане, вспыхивают кровавые междоусобицы страстей.
— А боженька в сторонке?
— Вы забываете, что существует еще и противоположная сила.
— Козни дьявола!
— Примерно. Но не в догматическом смысле. Речь идет о плодовитости порока.
— Не убедительно, но удобно, — с ехидцей отозвался учитель.
— Что — удобно? — не понял отец Валентин.
— Оправдывать бессилие бога этой самой плодовитостью.
— Но человек — мыслящее существо, и, чтобы в нем не иссякла способность мыслить и не иссякла вера в эту свою исключительную способность, его нужно не водить за руку, а научать жизнью.
— Ах, научать жизнью, — тем же насмешливым тоном повторил учитель. — Вы, наверное, точно так же объяснили бы и любое другое всемирное бедствие? Скажем, возможную ядерную войну?
— Я не дерзаю судить о том, чего не было. — Отец Валентин устало и укоризненно смотрел в глаза своему соседу. — Грядущее — это ведь тайна тайн, невозделанное поле вышнего духа. Один он там хозяин. И не смертному дано делать установления божественному колосу, который еще не посеян.
— Не посеян? А Хиросима?! — запальчиво воскликнул учитель. И довольно зло усмехнулся: — Хорош получится колос, когда будет посеян! А? — Он окинул отца Валентина колючим взглядом.
Тот не оставил реплику без ответа, только смотрел теперь почему-то на меня:
— Зерно военной беды никогда не давало бы ростков, если бы люди следовали наставлениям господним. Не правда ли, товарищ старший лейтенант? — Официальности последних слов отец Валентин придал намеренно шутливую окраску. И чтобы как-то сгладить ее, иными словами повторил вопрос: — Как вы думаете, молодой человек?
