— Конечно, Александр Николаевич.
— Я Циневу скажу. Он к тебе двух охранников приставит, — после долгого сопения решили на той стороне.
— Сам хотел попросить. Только четверых. Двое детей ведь со мною.
— А их зачем тащишь? — опять засопел.
— Они должны в рекламе «Адидаса» сняться. Вы же в курсе, что немцы сейчас одевают несколько наших детдомов?
— И мне это не нравится. Скажут там, что мы даже сирот одеть сами не можем!
— А что, можем? Чего же тогда не одеваем? Ходят чёрт-те в чём. Им ведь перед сверстниками стыдно. А мне стыдно, что такие сволочи, как вы, — в партии нашей. Как бы чего не вышло! Как бы чего не сказали. Похрен! Пусть говорят — а дети будут одеты в красивую спортивную форму, и не будут чувствовать себя брошенными любимым государством.
— Ну ты там брось шашкой-то махать. Я посмотрю сегодня. Увеличим ассигнования на одежду в детдома. Правду же сказал. Хоть и сволочью назвал. Ладно, летите — четверых Цинев выделит. В Москве к вам присоединятся.
Присоединились. Четыре бугая. Нет — три бугая и бугаище. Все с Тишкова ростом, а один — вообще под метр девяносто. И в плечах поширше. Все четверо. Это, наверное, чтобы он себя ущербным недомерком ощущал. То ходил на всех — ну, почти на всех — свысока смотрел, а теперь — вот. С бугаями девушка-переводчик. Плюс две девочки. Плюс Филипповна. Плюс мистер доктор Козьмецкий. А, и ещё товарищ Тишкофф.
Где там тот козлёнок, который умел считать до десяти?
Париж поздней осенью — это совсем не тот Париж, который весной или летом. Сырость, дождь. Серость.
Бик приехал на такси — а тут эскадрон гусар летучих. Пришлось ещё две машины брать. Мелкие машинки во Франции, туда много русских товарищей из «девятки» не засунешь. Треснут. Французы — они народ субтильный, вот под себя всякие мелкие «ренушки» и делают. А всё почему? Понятно, лягушками питаются. Поди набери сто кило на лягушках.
Марсель разбогател — теперь у него есть своя гостиница. Ну, будет. Пока только два этажа. Купил он дом на проспекте Сюфран с видом на Эйфелеву башню, и вот делает из него отель. Медленно делает — всякие префекты и прочие ревнители старины мешают. Памятник архитектуры ведь, нельзя ничего менять и перестраивать. Небольшой трёхэтажный домик, ну и, понятно, чердак переделан в жилое помещение. Мансарда. Там как раз ремонт идёт, как и на третьем этаже. На первом — кухня. На стенах висят всякие медные кастрюли и прочие казаны, начищены до зеркального блеска. Красиво. Наверное, ещё сама Золушка надраивала перед балом. Потом-то всё — принцесса. Руки в брюки. В панталоны.
