Колхозное строительство 6 | страница 124
— Я первый спросил, — снова началась игра с ножом и кусочком мяса.
— Ладно. Расскажу. Про войну как раз история. Я только школу окончила в Таллине. Мама у меня швеёй работала. Вот устроила в их ателье приёмщицей. Неделя, может, прошла, а может, чуть больше — где-то перед 22 июня было. Почему запомнила? А в этом и суть истории. Принесла наша директриса китель свой, а он весь в медалях и орденах. И матери отдала — там нужно было рукав чуть прошить, Тётя Таня пополнела с войны, и когда надевала, примеряя, — он распоролся по шву. Ну, мама быстро прострочила и отнесла ей наверх. К обеду уже время, было, приходит мужчина. Неказистый такой, родинка большая под носом — противный, в общем. А народу нет никого. Он ко мне, протягивает фотографию и говорит: хочу, мол, сшить мундир, как на фото. Я глянула, а там этот тип с бородавкой в эсэсовском мундире. Их тогда много отпустили из лагерей — ходили по городу, в пивных сидели.
— Не знаю, — говорю, — может, мы не сможем по фотографии.
— А кто знает? Чего тут сложного, — и щерится, а половина зубов — как у тебя, только железные. Жуткий такой оскал.
— Хорошо, — еле вымолвила от жути такой, — у нас директор воевала — пойду её спрошу.
Взяла фотографию и пошла к тёте Тане. А та мундир примеряет, звенит орденами. Ну, рассказала. Та взглянула на фотографию и аж позеленела. Зубами скрипит. Вперёд меня вниз бросилась — а она ещё выше меня была, и, говорю, уже в теле. Вышла, и подходит вплотную к этому эсэсовцу недобитому. Он ей только до груди — где звезда Героя висит.
— Вот, — с шипением говорит, и тычет пальцем в медаль, — я снайпером была на войне. Это за сто таких ублюдков, как ты. Сейчас сто первый будет.
Эсэсовец завизжал и бросился вон, даже фотографию свою со шляпой забыл. Вот тогда я и решила тоже снайпером стать, чтобы меня такие типы с железными зубами боялись. Пошла в военкомат — не хотели брать. Потом со мной тётя Таня пришла, и опять по-другому себя ведут. Боятся. Значит, правильно я решила.
— А отец у тебя кто? — очередная попытка борьбы ножа и тушёнки.
— Нет. Мне полгода было, когда его фашисты расстреляли в сорок третьем. Он железнодорожником был, в депо работал, а немцы узнали, что он там двух евреев прячет. Нашли, выследили — и всех троих на месте расстреляли. Нам даже похоронить не дали. Я в военкомате просилась на границу с ФРГ, отомстить хотела. Теперь повзрослела. Не немцы враги. Фашисты. Эти вот — ничем не лучше. Слышал, что они с нашим пленным сделали? Быстрее бы уж началось. Руки чешутся.