– Простите, – сказала Лена ей вслед.
Но Валентина уже вышла. Дочка была родная, а Валентина чужая.
Лена посмотрела на окна – надо же, раньше она не замечала, что они закрыты наполовину решёткой безопасности. Современной такой решёткой. Наполовину. Ещё можно всё изменить. Изменить что? Осчастливить дочь или сделать её несчастной?
Лена не помнила, когда в последний раз выходила с работы не с чистой совестью, а с тяжёлым сердцем. Даже вид ликующей Машки не спасал от этого камня.
Мичурин всё ещё был в гостях, не спешил, уж больно хотелось поздравить Лену, да что там, просто увидеть. Сегодня у него был выходной в больнице. После звонка матери дочка отправила его за шампанским.
– За мамочку! За Америку! – провозгласила Машка.
– Ура! – сказала Лена, выдавив из себя улыбку.
Дочь в последний раз называла её мамочка лет десять назад. А теперь – ежедневно.
Дима задержался на работе, он не спешил. Он думал, глядя на Елагин остров и не видя его, как же сильно Лена любит свою дочь. Как она изменилась в лице и смолчала. Это была его первая маленькая победа, один шажок. Надо действовать потихоньку. Интересно, Лена подозревает, что вся эта затея с Катей только ради неё одной? Чтобы она перестала его бояться, чтобы стать «нормальным», как все. Чтобы она забыла тот поцелуй, он-то сам его не забудет. Но он её испугал, слишком резко, слишком быстро, он понял. Именно после этого Лена его чуть не бросила, прощалась с ним навсегда. Нет, он не может допустить этого. Ему даже не нужны поцелуи. Она просто нужна ему рядом, всегда.
Дима вздрогнул от звонка Вики, та сообщила о Баркове:
– Пустить?
Отчёт для самого Баркова стал шоком. Он даже валокордина выпил на всякий случай перед выходом. Барков мялся, кряхтел, вытер со лба пот.
Дима его поторопил:
– Ну. Узнали?
– Дмитрий Алексеевич, я даже начать затрудняюсь, – наконец произнёс Барков.
– Да смелее, Николай Иванович, вы же военный человек, – пошутил Дима.
Барков вздохнул и открыл папку.
– Вашим биологическим отцом, вашим отцом биологическим, похоже, является… Дмитрий Алексеевич, можно мне водички?
Дима, теряя терпение, кивнул с разрешением. Прочистив горло, Барков уже был готов произнести заветную фамилию.
«Ну, давай уже, тормоз», – подумал Дима про себя, не выдавая ни единым мускулом лица свое нетерпение.
Но тут в дверь постучала, а затем и заглянула Вика.
– Дмитрий Алексеевич, простите.
Барков осел и закрыл рот.
– В чем дело? – с раздражением повернулся Дима.
