За холмом, до самых гор, виднелась россыпь крохотных селений, окружённых рощами, и серебряной рыбьей чешуёй сверкали извилистые ленты горных ручьёв, берега которых испещрили красными, розовыми, белыми пятнами цветущие кусты олеандра. На пустошах паслись козы и овцы, а где можно было найти хоть немного плодородной почвы, люди посадили виноградники, оливы, смоковницы и гранаты. Фруктовые деревья и ягодники росли на террасах, каменные ограды с шипами оберегали сады от животных. Но главное — они спасали от потравы длинные светлые гроздья сладкого винограда. В один прекрасный день они превратятся в чудесное огненное вино, которое славилось не только на островах Зелёного моря, но даже в Та-Кем. Лишь бы погода не подвела — чтобы вовремя шли дожди, да северный ветер с моря не дул слишком сильно.
Гавань имела множество причалов, а в её дальнем конце, под прикрытием холмистой возвышенности, защищавшей от злого северного ветра, находился порт со складами и помещениями для рабов, которые занимались погрузкой-разгрузкой торговых судов. Там же находилась и небольшая верфь, где как раз сооружали боевой корабль.
Даро, навещая деда, обязательно приходил на верфь, чтобы полюбоваться слаженной работой мастеров. Юношу вообще сильно притягивало море и всё, что с ним связано; видимо, сказывалась наследственность, ведь в роду Даро все мужчины были моряками. Да и его самого отец обучал профессии кибернетоса; кому-то ведь нужно передать бразды правления семейным предприятием, которое насчитывало несколько больших и малых судов.
Тропис (киль) парусно-гребного корабля — ствол кипариса длиной около пятидесяти локтей[18] — выгибали с помощью верёвок. Точно так же поступали и с брусьями по обе стороны бортов, но уже в конце строительства. Чтобы нарастить борта, кипарисовые стволы распиливали вдоль, укладывали на землю плоскими сторонами, между ними клали более тонкие, круглые в сечении, сверлили отверстия, пропускали через них верёвки и всё это вязали к поперечным рёбрам. Конечно, в бурлящем море корабль «дышал» и скрипел, зато был юрким, гибким, и никакая волна, даже самая крутая, не могла его сломать. Борта конопатили верёвкой, пропитанной варом, — смесью жира и смолы. Этой же смесью промазывали борта, которые потом покрывали тканью с лицевой стороны. Просмолённая ткань хоть и служила недолго, зато не пропускала воды — как человеческая кожа. Парус на мачте, чтобы поймать ветер, поднимали с помощью блоков, скамьи для гребцов тщательно строгали и шлифовали, для кормчего сооружали навес, а на корме рисовали чайку — чтобы корабль летел по волнам, как птица. На парусе обычно изображали Священного Быка, который угрожающе взирал сверху кроваво-красным глазом. Для защиты от волн на многовёсельных кораблях борта наращивали решёткой из толстых прутьев, натягивая на них широкие полосы кожи. А ещё военные корабли имели тараны — острые клыки на носу, окованные медью.
