- И что это в таком случае? – осведомился Евдоким Афанасьевич с некоторой долей ехидства.
- Это… воплощенная сила.
- И что она делает?
- Лежит.
Ежи потер руки и подвинул к кольцу другое кольцо, на сей раз обыкновенное, из серебра отлитое. А потом попытался запихать одно в другое. И ведь почти получилось! Еще немного и он бы сумел создать оберег, пусть простейший, но все же… тьма сопротивлялась и норовила вывернуться из пальцев, никак не желая запихиваться в серебро и становиться его частью.
Ежи пыхтел.
Зверь смотрел. Евдоким Афанасьевич изо всех сил старался молчать. И получалось у него преотменно. А когда тьма-таки пошла внутрь, над самым ухом почти раздался оглушительный кошачий вопль. И серебряное колечко выскользнуло из пальцев, покатилось, увлекая за собой тьму.
И та покатилась тоже этаким пушистым хвостом.
Потом оба замерли.
И тьма вошла-таки внутрь кольца, правда, на паркете осталась россыпь мелких пятен тлена.
- Дубовый, между прочим… заговоренный, - заметил Евдоким Афанасьевич.
- Стало быть, плохо заговаривали, - возразил Ежи и потер нос. А Бес, взгромоздившись на стол, вздыбился и вновь заорал да так, что стало уже не до колец.
Кольца.
И этой вот россыпи экспериментального материала. Книга и та содрогнулась от кошачьего крика, поспешно закрыв хрупкие страницы.
Мало ли…
- Стася? – как-то без особой надежды уточнил Ежи.
И Бес ответил, пристроив мохнатый зад на драгоценную рукопись:
- Мря.
Кто бы сомневался…
Лилечка точно знала, что взрослые люди вовсе не так умны, как они о себе думают. Папенька, он еще быть может. А маменька вот вечно со своею маменькою ругалась, которая, стало быть, Лилечке бабушкой доводилась. Та маменьку пеняла за легкомыслие и еще что-то, такое слово вот, сложное, которое Лилечка пыталась запомнить, но не вышло. Маменька же морщилась и отвечала, что, стало быть, Агрофена Марьяновна в своих глушах – она так и сказала «глушах» - вовсе от столичной жизни отстала и ничего-то в ней не понимает.
Ну и ладно, пускай бы ругались, да только маменьке вздумалось Лилечке жениха искать.
Самой-то Лилечке она о том не сказала.
И папеньке не сказала, иначе он бы ответил, что жених у Лилечки уже имеется и самый наилучший. Он ей даже ножик подарил. Маленький. Еще пряников да яблоко, сусальным золотом разукрашенное, до того красивое, что даже есть жалко было. Лилечка и не ела, но потом нянюшка сказала, что если не есть, яблоко сгниет. А это совсем уже неправильно. Так что яблоко Лилечка съела, а ножик спрятала, к ноге пристегнув, благо, и ножны к нему специальные имелись. На всякий-то случай.
