Сон не шел.
И мерещилось вот…
Бес, что улегся в ногах, тихо урчал, но урчание его нисколько не спасало. А потом сквозь ставни пробился тонкий луч, и Стася поняла, что и дальше притворяться спящей смысла нет.
Вот ведь…
- Конь? – почтенная вдова, еще более грузная и краснолицая, чем прежде, поджала губы. И щеки её надулись двумя пузырями, а три подбородка легли один под другой, прикрывая шею. – Какой конь? Коней у меня много. Оставляют.
Она сидела во главе стола, на который молчаливая, какая-то измученная челядь, выставляла пироги да плюшки, несла молоко, сливки и миски с творогом. Кувшины да ковшики, полные, что молока, что кваса, что иных напитков.
- Верно, - кивнул Фрол Матвеевич, подавивши зевок. – Оставляют. У Марфы известно, что кони доглежены будут.
И все-таки зевнул, широко, во весь рот.
А за ним и Матвей Фролович.
Ежи нахмурился.
А Стася подумала, что выглядят купцы не слишком-то хорошо, не говоря уже о супруге Фрола Матвеевича, которая была вовсе бледна до белизны.
- Я и сам, помнится, как прикупил в позапрошлым годе жеребчика, того, помнишь, палевой масти, так поставил…
- Ага, славный…
- …из Градомысловых, пусть и полукровка, но на диво ходкий. Ох и торговался-то я…
Марфа подняла ковшик, пригубила да на место вернула. А вот Ежи к напитку принюхался. И нахмурился.
- А вы всегда в сбитень полынные слезы добавляете? – поинтересовался он. И слова эти упали, заставив вдову вздрогнуть.
- Чего? – поинтересовалась она.
Ежи молча накренил ковшик, а после в другую сторону, и пальцем снял край тягучего темного напитка. Растер в пальцах.
Поднес к носу.
И кивнул.
- Они, как есть. Полынные слезы. И полынь, мнится, не простая. На погосте брали?
- На могилках, - раздалось очень тихое. – Извините, если я помешала, но… мне очень нужно с вами поговорить.
В темном дорожном платье Аглая казалась еще более хрупкой, нежели обычно.
- Да что вы… - взвизгнула Марфа, вскакивая. И руками взмахнула. Тяжелые крылья одеяния её скользнули по столу, опрокидывая пироги да кувшины. – В моем доме и меня виноватить будут!
- А ну тихо! – рявкнул Фрол Матвеевич, тоже подымаясь.
Следом и Матвей Фролович встал.
Нахмурился.
А Стасе подумалось, что даже без обычных своих шуб, купцы гляделись грозно.
- Дружка! Карпятка! – возопила Марфа. – Что-то вы, гости дорогие, вовсе край потеряли…
Голос её звенел.
От страха.
Стася теперь видела и его, и еще что-то другое, темное и недоброе, окутавшее купчиху.
Хлопнули двери и в зале стало… тесновато. Холопы, откликнувшиеся на зов хозяйкин, оказались парнями крепкими, едва ли не больше купцов.
