- Сколько есть, а вся моя, - отозвался Радожский, руки на груди скрестивши.
Против боярина в шубе его роскошной он гляделся неказисто, но вот поди ж ты, именно Соболев первым взгляд отвел.
- Не бывало такому, чтобы Соболевы служили худородным!
- И с каких пор Волковы худородными стали? – Стасе стало донельзя обидно.
Не за себя.
За Волковых.
- Нет больше Волковых…
- А я кто?
- А вот пущай государь и разбирается, кто ты такова! – он не только сказал, но и посохом ударил да так, что корабль затрясся. Стасе даже показалось, что слышит она натужный скрип дерева, которое из последних сил держится.
- Не шали, - Норвуд повел головой и каким-то… очень уж нечеловеческим вышло движение.
А Ежи просто подвинулся, вставая между Стасей и этим… боярином.
Нервный он.
А ведь чего бы? Все живы, здоровы. Радоваться надо…
Боярин развернулся и ушел. Вот так вот… просто? Развернулся и ушел? А… дочке доброе слово сказать? Или там… не очень доброе, но определенное.
Стася посмотрела на Радожского.
На Горыню.
- У тятеньки нрав тяжелый, - она развела руками, явно оправдываясь. – С завтрева снова явится. Подкупать будет. Он завсегда так. Если силой не вышло, то золотом попробует…
- Он просто заклятый, - сказала Лилечка, стукнувши ножкой по плечу свея. – Вот и колобродит.
- Заклятый?
- Колобродит?
Лилечка зевнула и кивнула, соглашаясь со всем сказанным. А после добавила:
- Мой тоже ругаться станет. Крепко. И небось дома запрет… а дома скучно. Можно, я тоже к тебе перееду?
- Нет! – несколько нервозно ответила Стася. И поспешила объяснить. – Ты еще маленькая. И родители тебя не пустят. Вот подрастешь…
- Замуж выйдешь, - подхватила Горыня.
- И тогда уже муж не пустит, - завершила Светлолика, подавив зевок. – Чего? Я ж правду говорю!
В том-то и проблема.
Впрочем… время было поздним, а проблема – не сказать, чтобы такой, которая требовала немедленного решения. И вообще, Стася обо всем этом завтра подумает.
Да, завтра определенно думаться будет легче.
От купца Аглая выходила презадумчивой. Нет, гнать её никто-то не гнал, напротив, что Фрол Матвеевич с супругою, что его сродственник, что вся дворня их и постоялого двора, где они остановились, все-то люди были милы и вежливы.
Учтивы несказанно.
И к Аглае относились так, будто бы она все еще оставалось княжной Гурцеевой, а не вот это вот. Но чем дальше, тем душнее, теснее становилось на просторном этом подворье. И чистое оно.
Ухоженное.
Стоит на краю купеческой слободы, где люди-то селятся уважаемые, но вот…
