— Вы о «коммунизме»? — спросила она и пошла еще медленнее, чем до этого: до дома осталось только три квартала.
— Название не важно, я говорю лишь о том, что мир устроен неразумно… особенно для человека, который хочет, но не может держаться от него подальше! «Коммунизм»? Ну, в любом «приличном виде спорта» есть понимание справедливости: все хорошие бегуны стартуют с одной и той же отметки, давая фору слабым, чтобы каждый мог приложить приблизительно равные усилия. И действительно, неужели было бы плохо, если бы все могли пересечь финишную черту одновременно? Неужто кому-то нравится побеждать других: разве можно спокойно смотреть в глаза проигравшему? Сегодня единственный способ наслаждаться победой — это забыть про чувства остальных. Впрочем, — добавил он, — когда я слушал музыку, я думал не об этом. Понимаете, когда я говорю о том, чем она не была для меня, я могу умолчать о своих истинных впечатлениях.
— Разве вы не услышали в ней отваги, хотя бы немного? — спросила Мэри. — Конечно, в ней звучали победа и хвала, но и в них для меня таится отвага.
— Да, там было всё, — сказал Биббз. — Я не знаю названия сыгранной пьесы, но вряд ли это так важно. Музыкант должен предоставить слушателю искать смысл сыгранного самостоятельно, а название не имеет значения… разве что для композитора и, полагаю, тех, кто очень на него похож.
— По-моему, вы правы, хотя я никогда о подобном не думала.
— По-моему, музыка должна пробуждать чувства и рисовать картины в умах аудитории, — задумчиво продолжил Биббз, — а это зависит равным образом как от самого слушателя, так и от музыки. Музыкант может сочинять и играть, желая передать мысль о Святом Граале, но некоторые, слушая произведение, подумают о молитвенном собрании, кому-то придет в голову, что это о красоте его души, а какой-нибудь мальчишка вообразит себя во главе колонны на параде — со знаменем и на белом скакуне. А когда в одном из отрывков зазвучат ликующие ноты, он вспомнит о цирке.
Они дошли до ее калитки, и она положила на нее руку, но открывать не стала. Биббз почувствовал, что это милостивейшая из ее милостей — не уходить от него сразу.
— И всё-таки вы не сказали, понравилось ли вам, — напомнила она.
— Не сказал. Не надо было.
— Неправда, это я зря вас спросила. Я всё поняла. Однако вы говорили, что пытаетесь скрыть от меня свои ощущения.
— Больше скрывать не могу, — ответил он. — Музыка означала для меня… означала доброту… вашу доброту.
