— Местный, — криво усмехнулся собеседник, — шесть лет уже здесь мыкаюсь. Так же как ты, отделочником, строителем, электриком, сварщиком, разнорабочим подрабатываю. Могу охранником. Кем хочешь, могу. Только денег заработать ни хера не могу. — И новый знакомый витиевато выругался.
— А что так, не платят, что ли? — удивился Павел.
— И не платят, и работать не дают, и обсчитывают, всего понемногу. Я хоть и местный, шесть лет здесь живу, а по паспорту украинец. — Собеседник отхлебнул пива из высокого стакана и даже не поморщился.
— Ну и хорошо, что украинец. Один украинец лучше ста сирийцев, — со знанием дела сообщил Павел. И пока собутыльник вдумывался в эту фразу, продолжил: — Красивая у тебя страна. Ух и красивая! Ты вот в каком городе родился? В Киеве?
— В Феодосии.
— Прекрасный город. Родина великих художников: Богачевского, Айвазовского. Знаешь, нет?
И прежде чем собеседник ответил, Павел уже махал рукой официанту, заказывал графин беленькой и закуску. Со всеми этими богатствами новые друзья перебрались за угловой столик, где раньше Павел сидел в одиночестве, и продолжили беседовать.
— Вообще, Украина прекрасная страна. Стольких талантливых людей, столько ученых, писателей, художников нам подарила, — как бы невзначай заметил Павел.
— Вам подарила?! — взвился уже порядком подвыпивший собеседник. — Это наши украинские художники и писатели. Наше достояние, гордость, история. А их книги вашими считаются, картины висят в ваших музеях. Вот я как-то сюжет по телику смотрел, что полотна передать в Киев хотели, но тут ситуация в мире накалилась и ничего не передали.
— Да, кругом одна несправедливость! — согласился Павел. — Я был тут в Русском музее в Ленинграде, так там везде висят картины вашего Айвазовского. А здесь в Третьяковке прямо сейчас идет временная выставка Куинджи, а ведь он тоже ваш, из Мариуполя. Там на его картинах украинские пейзажи: горы, поля, хутора ваши родные, реки. А выставляется все это как наше достояние, понимаешь ты или нет? Это же какая несправедливость!
Собеседник согласно закивал. А Павел налил ему из графина еще стопку водки и задумчиво продолжил:
— Этим картинам место в Киеве, Одессе или в Мариуполе, на родине художника. Там есть музей имени Куинджи. Знал, нет? Только куда провинциальному музею до Третьяковки, Эрмитажа, Русского музея. Да и кто отдаст туда картины, никто. Скажут, это НАШЕ национальное достояние. Я все думаю, нашелся бы герой, взял бы картину и вернул на родину. Восстановил историческую справедливость. Понимаешь? Цены бы ему не было! — Вот теперь кукловод говорил со страстью, в глазах его плясали черти и горел огонь, он был увлечен, собран, абсолютно сосредоточен. Он подливал собеседнику водку, говорил и натягивал невидимые нити. Управлял безвольной марионеткой, которая еще сама не знала, в какие попалась сети.
