Закончив делать заметки, Стриженов оборвал сумбурный поток своих мыслей и уперся взглядом в окно. Мимо него, сменяя друг друга, пролетали поля, леса и деревни. Поезд покачивался и чуть постукивал. Небо над головой было на удивление ясное, высокое, светлое, без облаков, а деревья золотились на солнце. Кое-где попадались зеленые полосы хвойного леса. Дмитрий любовался пейзажем, мычал себе под нос какую-то старую песню и размышлял о походах.
Когда-то давно, еще в юности, ему нравилось ездить в горы, спать в палатках, сидеть у ночного костра, травить байки и петь под гитару. А сейчас? Журналист тяжело вздохнул. Сейчас он повзрослел, закостенел, стал похож на динозавра, на ископаемое. Из всех приключений и авантюр только и остались в его жизни, что журналистские расследования. Да и то в последние годы знаменитого аналитика Дмитрия Стриженова все меньше тянет разбираться с организованной преступностью, коррупцией и маньяками, все больше хочется писать о растратах казенных средств или воровстве саженцев в пригородных садоводствах.
«Эх, Стриженов! Недолго тебе осталось мотаться по стране, любопытствовать, расспрашивать, во все совать нос и докапываться до истины, — мрачно размышлял журналист. — Осядешь ты скоро в съемной квартире на окраине Питера в обнимку с ноутбуком и будешь писать кровавые детективные романы, растолстеешь, потеряешь форму и в конечном счете состаришься.
А чего ты хотел? Вечно бегать, как мальчишка, по интервью, пресс-конференциям и совещаниям? Нет, друг мой, это прерогатива молодых, легких на подъем. Тех, кто вчера окончил журфак, а сегодня планирует сделать мир лучше, рассказать правду всем и обо всем, прославиться. А ты разве этого хочешь? Неужели в свои сорок пять ты так и не понял, что мир не изменишь, что правда никому не нужна, а слава недолговечна и бессмысленна? Понял, конечно. А писать расследования продолжаешь по привычке, потому что другого ничего не умеешь и потому что мир тебе все еще интересен, пока интересен. Всё не дают тебе покоя его тайны, его несовершенства и несправедливость. Повзрослей, Стриженов! Ты ничего не можешь изменить».
Такие рассуждения всегда нагоняли на Дмитрия тоску и уныние. В основном потому, что голос, звучавший у него в голове, был прав. Во всем прав. Стриженов вздохнул, на секунду прикрыл потяжелевшие веки и сам не заметил, как провалился в глубокий сон.
Он спал долго. Иногда сквозь сон чувствовал покачивание поезда или улавливал чьи-то голоса. Один раз почти проснулся от острой боли в шее, но сразу снова задремал и увидел сон. Из темноты возник золотисто-багряный осенний лес, покрывавший горные склоны, пик Ай-Петри на горизонте, жгучее солнце в небе, теплая и сухая крымская осень. Дмитрий стоял за широким шершавым стволом дерева на склоне горы и до рези в глазах всматривался в размытые фигуры людей в стороне от него. Фигур было две. Они разговаривали о чем-то негромко, словно опасаясь, что разговор могут подслушать. Слов Дмитрий разобрать не мог. Видел только, что собеседники спорят и злятся друг на друга.
