— Шампанское! Ну небесно же! — Прозрачная пластиковая крыса прижимала грифона в цветочном жилете к винному столику. — Тебе разве не весело? Я так просто балдею!
— Конечно, — отвечал Брайан. — Просто я в первый раз на подобной вечеринке. Такие, как Лорк, Князь, ты, — вы все люди, о которых я раньше только слышал. Трудно поверить, что вы реальны.
— Строго между нами, у меня порой та же самая проблема. Хорошо, что ты тут и мне об этом напомнил. Так, значит, ты говоришь…
Лорк перешел к другой группе.
— …небесная пирушка. Совершенно чудесная…
— …конечно, поскольку мы решили причалить в Перте, а эти древние предписания еще в силе, нам пришлось реально проходить таможню…
— …на круизном корабле из Порт-Саида в Стамбул, и там был плеядский рыбак, играл чудеснейшие вещи на сенсор-сиринге…
— …а потом пришлось автостопить через весь Иран — моно не работал. Я правда думаю, что Земля трещит по швам…
— …прекрасная вечерина. Совершенно небесная…
Очень молодые, думал Лорк; очень богатые; каковы определяемые этими условиями пределы различий?
Босоногий, с веревочным поясом, лев наблюдал, опершись о косяк двери.
— Как делишки, капитан?
Лорк махнул Дану рукой, пошел дальше.
«Теперь», особое и хрустальное, внутри его. Музыка вторгалась в пустую маску, туда, где голова возлежала на подушках своего же дыхания. На помосте с клавесином мужчина играл павану Бёрда[2]. Лорк шел дальше, звук перебили голоса в другой тональности. На помосте через улицу два парня и две девушки, одетые как хиппи двадцатого века, воссоздавали текучую антифонную мелодию «Мам и Пап»[3]. Свернув в проулок, Лорк оказался в толпе, увлекшей его за собой и в итоге донесшей до нагромождения электронных инструментов, воспроизводивших дисгармоническое, текстурное безмолвие «Тоху-Бохунов». Отзываясь ностальгией на поп-ритмы десятилетней давности, гости в дутых головах из маше и пластика расходились танцевать вдвоем, втроем, впятером и всемером. Справа качалась голова лебедя. Слева лягушачья морда виляла на усыпанных блестками плечах. Лорк шагал, и в его ухо вплетались лишенные третьей доли модуляции, которые он слышал в динамике «Калибана», когда тот парил над Гималаями.
Они носились между танцующими.
— Он это сделал! Ну не душка ли Князь? — Они орали и вихлялись. — Добыл турецкую музыку!
Мерцая под винилом бедрами, грудями, плечами (в теплую погоду в материале раскрывались поры, чтобы прозрачный костюм стал шелково-прохладным), Чхе Он крутилась на месте, придерживая мохнатые уши.
