— Я всего лишь никчемный киберштырь.
Кейтин поднял мерцающую бровь:
— Ты в курсе, что, если двигаться по атомным номерам после девяносто восьмого, элементы становятся все менее стабильными, пока мы не доходим до посмешищ вроде эйнштейния, калифорния, фермия с периодом полураспада в сотые доли секунды — а если пройти чуть дальше, то и в сотые тысячных долей секунды. Чем дальше в лес, тем нестабильнее. По этой причине все семейство между атомными номерами сто и двести девяносто восемь нарекли — неверно — мнимыми элементами. Они вполне реальные. Просто с нами остаются ненадолго. Однако в районе двести девяносто шестого элемента стабильность снова ползет вверх. На трехсотом мы возвращаемся к периоду полураспада в десятые доли секунды, еще через пять-шесть элементов начинается целое новое семейство с почтенным полураспадом в миллионы лет. Атомные ядра этих элементов неимоверны, а сами они — очень редкие. Но еще в тысяча девятьсот пятидесятом году были открыты гипероны, элементарные частицы больше протонов и нейтронов. Эти частицы — носители энергии связи, она удерживает суперъядра от распада, как обычные мезоны удерживают от распада ядро в более привычных элементах. Эта-то группа супертяжелых и суперстабильных элементов и наречена общим названием «иллирий». И снова цитата из умницы Пловневского: «По сути, джентльмены, иллирий — это что-то!» Как сообщает нам Вебстер, иллирий и психоморфический, и гетеротропный. Полагаю, это такой хитрый способ сказать: иллирий значит многое для многих. — Кейтин развернулся спиной к ограде и сложил руки на груди. — Интересно, что он значит для нашего капитана.
— Что такое «гетеротропный»?
— Мыш, — сказал Кейтин, — к концу двадцатого века человечество столкнулось с полной фрагментацией того, что звалось в те годы «современной наукой». Континуум полнился «квазарами» и неопознанными источниками радиоизлучения. Элементарных частиц было больше, чем создаваемых из них элементов. А замечательно устойчивые соединения, много лет считавшиеся невозможными, вроде KrI>4, H>4XeO>6, RnF>4, синтезировали направо и налево; благородные газы оказались не такими уж благородными. Концепция энергии, воплощенная в квантовой теории Эйнштейна, отличалась ровно такой же корректностью и вылилась в такое же множество противоречий, как тремя веками ранее теория, по которой огонь есть высвобождающаяся жидкость именем «флогистон». «Мягкие науки» — прекрасное названьице, не так ли? — все пошли вразнос. Опыт, открытый психоделиками, так и так заставлял всех подвергать сомнению все, и только через сто пятьдесят лет этот раздрай свели в какое-то подобие внятного порядка великие светила синтетических и интегративных наук, которые обоим нам известны слишком хорошо, чтобы я оскорблял тебя их упоминанием. И ты — кого учили, на какие клавиши жать, — желаешь, чтобы я — продукт многовековой образовательной системы, основанной не просто на передаче информации, но на целой теории социальной адаптации, — за пять минут галопом по Европам рассказал тебе о развитии человеческой науки в последнюю тысячу лет? Ты хочешь знать, что такое гетеротропный элемент?
