— Если вы ее накажете, вы упадете в моих глазах ниже безродного человека. Она не виновата, накажите меня, если ваша жалкая душонка желает насладиться болью и унижением.
Слова вылетели из меня раньше, чем я осознал их смысл. Принц, однако, такому обороту обрадовался, даже не отреагировав на слово «душонка»:
— По закону, три дня ты — моя гостья, и даже убей ты человека, я не имею права тебя тронуть. Но ты можешь спасти девушку от наказания. Встань на колени и повтори просьбу.
Еперный театр, опять двадцать пять! Далась ему эта поза! Ему что, мало уважения выказывали, что теперь каждого встречного хочет преклонить? Сначала просто на колени, а потом и в коленно-локтевую захочет. Не послать ли его еще раз? Три дня точно проживу, а там, гляди, и сам может сдохнуть, немолод уже.
Сафия стояла на коленях, склонив голову. Бадр держал меня, но пальцы его рук непроизвольно сжались после слов принца: я вскрикнул от боли, будут синяки. Сиськи своей жены так бы сжимал, если она у него есть при такой собачьей работе!
Я сдержал готовое сорваться с губ, не хватало еще и этого терминатора сделать личным врагом. Толстый араб стоял со склоненной головой, готовый при малейшем намеке бухнуться оземь.
Эта девушка для меня никто, и у меня нет никаких обязательств перед ней, чтобы лобызать ноги Абдель-Азиза. Но если ее накажут, она возненавидит меня и будет зорко следить за каждым моим шагом, затрудняя предстоящий побег. «Твою мать!» — выругался я про себя. По-любому придется это сделать.
— Хорошо.
Мой голос звучал хрипло, щеки горели. Бадр отпустил меня по кивку головы принца, я сделал три шага и медленно опустился на одно колено. Зафиксировав его в нижнем положении, повторил свою просьбу. Молчание длилось вечность, не выдержав, я поднял голову. Я не встал на колени, а опустился на одно колено, но такие тонкости Абдель-Азиз не понимал. Для него я находился на коленях, хотя по сути, это было не так. Но его это устроило, он смеялся. Этот говенный ублюдок смеялся, смеялся беззвучно, смеялись даже его глаза. Я пулей вскочил на ноги, забыв, что я девушка, и сжал кулаки: сейчас, ублюдок, ты узнаешь, что такое хук. Но не тут-то было. Плечи сдавило тисками — это верная секретутка обездвижила меня, раньше своего хозяина поняв мой замысел.
— Хорошо, я прощаю ее, — сказал, отсмеявшись араб, — но помни: следующая попытка бегства — и твое тело отправится в зиндан, а душа — к предкам!
Круто повернувшись, он ушел, сопровождаемый своим верным псом, в коридор, из которого я выбежал. Бадра я теперь просто ненавидел, а ведь совсем недавно он мне даже был симпатичен. Не как парень, а как друг, как человек.
