Для меня это оказалось слишком. Я вырвалась из объятий Джейми и кинулась через поляну к ближайшим деревьям на опушке леса (почему-то у меня не было сил находиться на открытом месте). Врезалась в дерево, обняла ствол, вцепилась пальцами в кору, прижалась к ней щекой и залилась истерическим хохотом.
По другую сторону ствола возникло бледное лицо Джейми, выражавшее крайнее потрясение. С запозданием поняв, что мое поведение производит впечатление по меньшей мере безумия, я с огромным трудом остановилась и, задыхаясь, глянула на Джейми.
– Да, – сказала я, все еще сдерживая конвульсии рвущегося смеха. – Да, я колдунья. Ведьма, так меня, скорее всего, и следует воспринимать. Я не болела черной оспой, но могу находиться в комнате, где лежит множество умирающих от нее, и не заболею. Могу ухаживать за такими больными, дышать одним воздухом с ними, дотрагиваться до них и не заражусь. У меня не будет ни холеры, ни столбняка, ни дифтерита. Ты наверняка сочтешь это волшебством, потому что ничего не знаешь о прививках и объяснить это сможешь только так. То, что мне известно…
На этом месте я сделала два шага назад и помолчала, чтобы унять волнение.
– Я знаю о Джонатане Рэндолле, потому что мне о нем рассказали. Я знаю, когда он родился и когда умрет. Мне известно, чем он занимался и чем еще будет заниматься. Я знаю о Сандрингеме, потому что… мне рассказывал Фрэнк. Он знал и о Рэндолле, потому что… он… о боже!
Я поняла, что еще чуть-чуть – и лишусь чувств, и чтобы не видеть пляску звезд над головой, закрыла глаза.
– А Колум… считает меня ведьмой, потому что я знаю, что Хэмиш не его сын. Мне известно, что у него не может быть детей, но он подумал, что я знаю, кто отец Хэмиша. Сначала считала, что это ты, но потом разобралась, что этого не может быть, и я…
Я тараторила все быстрее, чтобы звуком собственного голоса побороть головокружение, ну хотя бы попытаться это сделать.
– Я рассказывала о себе только и исключительно правду, – говорила я, неистово кивая, словно убеждая саму себя. – Только правду! У меня нет племени, нет истории, потому что и меня пока еще нет на свете. Знаешь, когда я родилась? – спросила я, подняв на него взгляд.
Я понимала, что волосы мои всклокочены, а взгляд безумен, но мне было плевать.
– Двадцатого октября в год тысяча девятьсот восемнадцатый от Рождества Христова. Слышишь? – закричала я, потому что Джейми стоял недвижим и смотрел на меня так, словно ничего не понимал. – Я сказала: тысяча девятьсот восемнадцатый! Больше чем через двести лет! Ты слышишь?
