Сколько у нее нашлось врагов, у каждого из которых были свои представления о роли Валуа или Бурбонов в истории, об обоснованности монархического правления, о функции знати, о пользе католичества, о праве женщин на образование, о разделении политической власти между мужчинами и женщинами… Но и сколько почитателей! Образ последней королевы Наварры разжигал страсти с начала XVII в. и до самой Великой войны [Первой мировой]. Ее трубадуры и ее хулители толковали о «натурализме» или о «легковерии», потрясали документами противоположного содержания, подделывали источники, чтобы лучше подтвердить свои заявления, угрожали друг другу… Согласия не было ни в чем — по-разному оценивали и ее политическую роль, и ее частную жизнь, и ценность ее свидетельств; но ее читали и включали ее «Мемуары» в число самых интересных и лучших произведений ее времени.
Эти страсти утихли. Двадцатый век, столь падкий на всевозможные исследования, как будто отказался понимать, что представляла собой первая жена Генриха IV, когда отказался читать одного из самых умных и наименее болтливых авторов, которых предложило нам французское Возрождение. Он позволил писать о ней, почти безо всякого смущения, самые чудовищные глупости, самые оскорбительные вещи. Сегодня наши современники знают вовсе не Маргариту де Валуа, а королеву Марго. Еще не факт, что в версии Дюма — столько за последние сорок лет было продано «Любовных историй в истории Франции»[3] (где она стала одной из главных «героинь») и столько историков, малых и великих, с удовольствием состязались с автором этой странной мешанины из фактов, сплетен и домыслов. То есть «знания» об этой королеве в конце XX в. сводятся почти исключительно к тому, что она любила литературу, любила интригу, но еще больше любила мужчин и даже любила трех своих братьев…
Иногда в книге, посвященной куда более важному предмету, какой-нибудь эрудит мимоходом возразит: нет, она не была такой-то; нет, она была не столь черна, как говорят; нет, может быть, она и слишком любила мужчин, но чтобы братьев!.. Дальше мало кто заходит. Конечно, нагромождение нелепостей и клеветы выглядит подозрительно, но проблемой следовало бы заняться всерьез, а Маргарита не представляет собой — уже не представляет — серьезный объект исследований. И потом, с чего начинать, если эти нелепости и клевету вновь и вновь воспроизводил с давних пор целый поток документов? Кстати, а нет ли зерна истины и в этой репутации? Что, если исследование — неизбежно долгое — выльется лишь в добавление нескольких «грамот» и изъятие нескольких любовников? Стоит ли в таком случае нападать на миф, за которым стоит могущество очевидности, рискуя выставить себя на посмешище? Лучше благоразумно закончить лирическое отступление.
