— В-а-а-а-у! — опять вскрикивает КюРи, — «Транзитный Токио» пересёк рубеж восемьсот тысяч продаж! Две песни СонЁн, «Лимон» и «Ночной Токио» идут кучей между семьюстами и восьмистами тысяч. Остальные от двухсот до пятисот тысяч.
— А-а-а-а! — завопили все разом, кто-то запрыгал, БоРам бросает вверх подушку.
Новая квартира семьи ЮнМи
25 декабря, время 10 утра.
Лежу на диване, уткнувшись в маму и обхватив её руками. Излюбленная поза за эти дни. А ещё часто плачу, особенно в первое время. Мама перестала пугаться к концу первого дня…
Вот почему окружающие бывают такими тупыми? Сначала ЮСон, затем… нет, японцы показали себя вменяемыми и покладистыми ребятами. Я про медиков. Дали какую-то бумагу подписать, типа они предложили — я отказалась. Вот все бы так. Подписала, а дальше почти ничего не помню. Почти всё время спала. Сначала в машине, в аэропорту быстро оттаможились и снова в машину скорой помощи. В самолёт зашла, вышла, аэропорт, машина ребят ГаБи, военный госпиталь…
Госпиталь стоит в том же ряду «Как же вы меня все достали!». Не упал он мне ни в одно место. Но только врачи мне могут дать защиту от беспредельных притязаний агентства в лице этой жирной морды ЮСона. Мне нужен больничный.
Слава небесам, диагноз переутомления подтвердили сразу. У меня оказалось давление не 120/80, а 110/70, плюс слабый тремор в пальцах, ещё какие-то расстроившие меня мелочи. Я-то думала, что все проблемы носят чисто психический характер, однако знакомый тезис о тесной психосоматической связи всех признаков любой болезни вдруг приобрёл угрожающе реальные черты.
— ЮнМи-ян, положим вас в стационар после обследования. Через пару недель проверим, восстановитесь — выпишем, — так расписал мне ближайшие перспективы врач.
— Нет-нет! — в панике мотаю головой, — Дайте мне освобождение от работы, пропишите всё, что нужно, а лежать я буду дома.
— ЮнМи-ян… — увещевающее начинает врач.
Только начал. И сразу закончил. Я втыкаю в него свой взгляд на максимальной яркости. Линзы я сняла ещё в машине, в госпитале никаким долбанутым фанатам разгуляться не дадут. Втыкаю взгляд, делаю лицо, мне очень надо домой, истерически хочу забиться в норку и не высовываться оттуда.
— Я домой, к маме хочу, — на этом споры и кончаются. Врач как-то странно сглатывает и опускает глаза.
Меня всё-таки притормозили для взятия всевозможных анализов. Для полного обследования надо было задержаться ещё на день, но я опять упёрлась. Опять сказала голосом маленькой упрямой девочки: «Домой хочу, к маме». И от меня отстали. И нужной бумажкой снабдили. Теперь смело и безнаказанно могу посылать в самые далёкие края всех из того самого ряда «Как же вы меня все достали!».
