Ее тело, сердце, лицо горели огнем. Никто никогда не говорил с ней так. Она читала подобные слова в книгах, произносимые с энергией и страстью, но никогда не представляла, как они будут сосредоточены на ней.
Он навис над ней, его лицо было единственным, что она видела, ее грудь вздымалась от картины, которую он нарисовал. Она хотела этого. Хотела всего этого. Хотела принадлежать его мужчине, который смотрел на нее такими непостоянными, свирепыми глазами. Но он был опасен, неизвестен, загадочен.
— Это вожделение, — прошептала она, пытаясь дать этому оправдание.
— Нет, Корвина, — уголки его губ дрогнули. — Я познал вожделение. Это кое-что похуже. Это варварская потребность обладать, уничтожать, владеть. Это безумие.
Безумие.
Это было похоже на безумие, разве нет? Другой вид безумия, к которому она привыкла, но тем не менее безумие.
Корвина посмотрела на него, ее рука поднялась, чтобы коснуться его рта, как он касался ее в библиотеке. Его глаза вспыхнули, руки выпятились, застыв на месте. Его губы были мягкими, полными, когда она провела по ним пальцами, их глаза не отрывались друг от друга. Ее пульс затрепетал на шее, соски затвердели под тканью ночнушки.
Легкий ветерок ласкал ее, луна пряталась за облаками, словно давала ей уединение, секретность, мужество, в котором она нуждалась. Слегка приподнявшись, она вытянула шею и прижалась губами к пальцам над его ртом, их носы соприкоснулись, когда она наклонила голову и убрала руку, оставляя последний сантиметр пространства между ними.
— Если это безумие, — прошептала она почти у самых его губ, — Утопи меня в нем.
— Дерьмо, — ругательство слетело с его губ прямо перед тем, как он сократил дистанцию, обрушив свои губы на ее.
Покалывание распространилось от точки соприкосновения, распространяясь по всему ее телу, делая ее ноги слишком слабыми, чтобы выдержать вес. Она вцепилась в его свитер руками, сжимая в кулаки, удерживая свое тело на месте, в то время как их губы сливались воедино. Он слегка отстранился, все еще склоняясь над ней, его руки продолжали лежать на камне с обеих сторон.
— Если это безумие, — сказал он ей, повторяя ее слова, — Я уже зашел слишком далеко.
Его рот снова накрыл ее, на этот раз с весом его большой ладони на ее пояснице, удерживая оба их веса одной рукой. Он слегка приоткрыл губы, и она задрожала под восхитительным давлением, ее руки сжимали ткань его свитера, когда их языки соединялись, скользили, сливались. От него пахло дымом, кофе и чем-то насыщенным, запретным, темным. Это заставило что-то теплое и тугое затрепетать в ее животе, низкое, глубокое и жидкое.
