Помимо усталости и желания спать, Анне докучал убийственный запах, специфичный и одинаковый для помещений подобного рода. Это была настоящая вонь, в которой смешивались запахи пота, запекшейся крови, бензина, химикатов, прелого тряпья и бог знает чего еще.
По истечении нескольких часов ее движения сделались более экономичными и достигли автоматизма. Пришло время поразмыслить над тем, на что, как правило, его не хватало.
Кровавые буквы «Г» и «У»… В какой момент истекающая кровью Панина вывела их на полу? Когда ползла к двери или раньше? Скорее всего, она уже понимала, что умирает, и хотела выдать имя убийцы, но кровавая весточка пришла с опозданием, и это все осложнило.
А что, если Анна ошиблась и это никакие не буквы? Но ведь и Павел Платонов их тоже разглядел. И даже если это случайные штрихи, оставленные рукой умиравшей Паниной, не принимать их во внимание было бы неразумно.
Рассказ Савельевой многое изменил в расстановке следственных приоритетов. На первый план вышел Гуляев, нелюбимый любовник Паниной, в котором она не слишком нуждалась, но почему-то не отпускала. Панина могла обидеть Гуляева, да так, что он захотел ее убить? Конечно, могла. Но Стерхова опасалась, что, отправившись в путь по одной дороге, она никуда не придет. Ей, как богатырю в старинной былине, была необходима развилка из трех дорог. Требовалось мысленно «повертеть» это дело и рассмотреть его со всех возможных сторон.
Анне и в самом деле было о чем подумать. В разговоре следователь Усков упомянул о коротком звонке на домашний телефон Паниной. Что это было? Желание выяснить, дома ли она? С тем же успехом убийца мог заглянуть в окно. Дом Паниной не огорожен, и шторы в ее спальне, как обозначено в протоколе, были раздернуты.
И тут Анна вспомнила свой жуткий сон – мужчину, глядящего на нее из темноты через оконное стекло. Ей сделалось так жутко, что звонок собственного телефона заставил ее вздрогнуть.
– Не поздно? – спросила мать.
– Еще не ложилась.
– Как твоя книга? Продвигается?
– Мне не до нее, – ответила Анна, сдерживая испуганное дыхание.
– С чего ты вдруг запыхалась?
– Я здесь одна, а ты испугала меня звонком.
– На работе? – заботливый тон матери сменился на обличающий. – Что за дикость?! Уже половина двенадцатого!
Анна взглянула на часы и постаралась свернуть разговор:
– Мне нужно работать, мама. Лучше я тебе завтра перезвоню.
– Пообещай! – попросила мать.
– Обещаю.
– Ну вот, опять буду волноваться. Теперь не засну…
