А к вечеру, когда начинают дымить свечи и возбуждение спадает, звучат и иные голоса. Дескать, кто же станет отрицать? И голод был, и сыновей наших посылали на смерть, но ведь такое случалось и раньше. При Карле-то Двенадцатом, говорят, еще хуже было. Зато никогда тут, в нашей северной провинции, не играли столько на театре, не было таких умопомрачительных представлений, такой роскошной, поистине столичной оперы, никогда так свободно не говорили по-французски при дворе!
В окнах королевского дворца по ночам горит странный свет. Некоторые утверждают — огни иного мира, они уже здесь; другие настроены прозаически: горят обычные свечи, а объяснение самое простое: в окна дворца недавно вставили цветные стекла. Пажи пожимают плечами и делятся сплетнями: барон перепуган. Днем ничего не делает, а к вечеру зовет приближенных. Наряжаются, как павлины, усаживаются за круглый стол и советуются с умершими властителями: от живых, мол, ничего дельного не дождешься. Каждый вечер — спиритические сеансы. Месмеристы, спиритуалисты, ясновидящие, гадалки — только вечер наступает, они тут как тут.
Пожилые люди говорят: до добра не доведет. Чтобы страной управляли мертвецы — такого еще не было. Каждому известно: мертвые завидуют живым и ничего так не хотят, как чтобы те поскорее составили им компанию.
Приближается полночь, стало совсем тихо. Сторожу на башне надоело выкликать время каждые полчаса, хотя по ночам, кажется, это и не входит в его обязанности. Беспризорников у порога трактира набралось столько, что дверь не открыть. Трактирщик прекрасно понимает, что привлекло их именно в этот вечер. Вовсе не случайность. В Городе между мостами нет таких секретов, которые рано или поздно не стали бы известны этим пронырливым бесенятам. А теперь и его тайна открылась: сегодня трактир никто не защищает.
Поодиночке дети стараются не показываться на глаза, боятся взбучки. Но когда они собираются в стаи — о, тогда надо быть настороже. Сила — в количестве. Их много, им нечего терять. Они готовы на все. Когда они вместе, они отважны и возбуждены почище, чем от перегонного. Детки жадно высасывают последние капли из оставленных посетителями кружек. С жестом отчаяния он принимает у них с руганью наскрябанные по карманам рундстюкке и наливает большой кувшин пива. И при этом прекрасно знает: цена их сговорчивости определена не окончательно…
Летний жар в переулках немного смягчился ночью и бризом, рожденным остывающей землей. Но небо еще светло, и вряд ли успеет окончательно потемнеть до начала рассвета. Природа словно смаргивает, ночь — всего лишь мгновенная потеря сознания между двумя долгими, слишком долгими, почти бесконечными днями.
