Я что есть сил пришпорил коня, опасаясь худшего. Но, оказывается, горели пустые бараки. Я въехал во двор и увидел Яррика с мокрым веником в руке. Он хлестал им по тлеющей траве, а в другой руке у него была кувалда, и как только выдавалась свободная секунда, он разбивал в пыль прилетающие то и дело головешки. В воздухе летали миллионы мучнистых мотыльков пепла. Сетон стоял поодаль со скрещенными на груди руками.
— Черт с ними… — Он постарался перекричать рев пожара. — Наверняка будущий владелец будет недоволен. Что ж, переживу. Но крайней мере там никогда не будут держать в плену тех, кто рожден свободным. Пакуй свой сундук.
— И куда мы двинемся?
Он жестом подозвал меня, взял под руку и отвел подальше, где было не так дымно.
— Я много думал над твоим рассказом, Эрик. У меня есть предложение. Ты еще не совершеннолетний, но твой опекун может решать за тебя с тем же правом, что и почивший отец. Скажем, благословить твой брак.
От этих слов сердце перевернулось у меня в груди, но я тут же приуныл.
— У меня нет никакого опекуна.
— Если окажешь мне такую честь…
Я бросился Сетону на грудь.
— Тогда в Швецию! — воскликнул он весело. — К Линнее Шарлотте!
У меня голова шла кругом от счастья, я словно забыл, какой жестокий и холодный мир нас окружает. От счастья и от стыда. Я ничем не заслужил такую щедрость.
— Почему… почему вы делаете это для меня? Вы же многим жертвуете…
Мне показалось, он неправильно понял мой вопрос. Наверное, посчитал, что я его в чем-то подозреваю. В каких-то корыстных замыслах. Лицо его сделалось печальным, мне даже почудилось виноватое выражение. Он даже покраснел.
— Мне бы очень хотелось, чтобы предложение мое было совершенно бескорыстно, — сказал Сетон смущенно. — Признаюсь, мое стремление тебе помочь отчасти продиктовано стремлением помочь самому себе. Я состою в одном известном ордене… короче, не могу сказать, что расстался с моими братьями по ложе в мире и согласии. Мало того, пришлось покинуть страну. Но ты для ордена — большое приобретение. И если я вернусь с тобой и представлю, как будущего члена нашей ложи, думаю, сердца их смягчатся.
Я собрался было ответить в том же возвышенном духе, но случайно заглянул через его плечо и ахнул. Прекрасные франжипани срезаны, все кустики до одного лежали на земле, уже увядшие и побуревшие от жары. На их месте осталась довольно глубокая канава — видно, очень старались не оставить ни одного корешка, способного возродиться к новой жизни.
