Игры на раздевание | страница 47
Внезапно и душераздирающе быстро он отрывается, смотрит на моё лицо, а я на его приоткрытые влажные губы, и в этот момент мне кажется, что смерть вполне возможна от неудовлетворённого желания целоваться. Мгновенная остановка сердца по причине преждевременно прерванного поцелуя.
Поэтому я тянусь сама, провожу языком по его нижней губе, чтобы не умереть и чтобы узнать, какой он на вкус…
Мне представлялась самая высокая гора и какое-нибудь розовое цветущее дерево над нашими головами… разве не таким должен быть первый поцелуй? Кто бы мог подумать, что подходящим окажется вот такой чулан и момент, когда от страха и перевозбуждения у меня трясутся руки, когда вся я — натянутая до предела струна, готовая вот-вот лопнуть и оглушить мир своим звоном.
Оказывается, поцелуй — это то, что он сейчас вытворяет. Если говорить об ощущениях, то… только не останавливайся, Кай!
Господи, кто? Кто это придумал? И как я жила… раньше? Не зная…
Не останавливайся, продолжай и дальше творить ЭТО губами на моей шее и… даже груди, мне плевать, только не прекращай того, что делаешь, потому что… потому что это — блаженство, растущее по какой-то нелепой ошибке не из сердца или мозга, а из точки, расположенной между моих онемевших ног.
Наверное, если бы в этот момент он хотел от меня чего-то большего, чем поцелуй, он бы это получил. Несомненно получил бы, потому что девичья память очень легко отшибается, как следует из моей тотальной прострации.
Но в его планы это не входило.
Я практически лежу в его руках, когда он, снова оторвавшись, говорит, что нам лучше остановиться.
«Что? Зачем? Почему? Как же так? Что угодно, но только НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ!» — вопит всё во мне, но сама я, к счастью, способна только произнести:
— Ка-а-ай…
Он улыбается всем, что у него есть, что пригодно для выражения самой искренней и самой полной улыбки на свете:
— Это самый первый раз… ты впервые произнесла моё имя!
Правда? Неужели ни разу до этого?
Отдышавшись, Кай снова прижимается губами, но на этот раз целомудренно — к моему лбу. Сердечный ритм у него ускорен, как у младенца — сто сорок ударов в минуту — вдвое больше нормы для здорового взрослого человека, находящегося в состоянии покоя. Значит, он находится в «непокое».
Я поднимаюсь, отстраняя его руки, поправляю одежду и волосы, но всё это — суета, призванная скрыть мой интерес к его «непокою»: да, я могу его видеть и даже в этой полутьме, и всё потому, что ткань на его шортах слишком мягкая и слишком прилегающая к телу.