На остановку не бегу, знаю уже: парень по имени Кай достаточно прыток, чтобы просчитать, где именно меня искать. А учитывая частоту, с которой ходят наши автобусы, шансы быть пойманной на остановке внушительны.
Но всё это было лишь глупым оттягиванием неизбежного. Вечером его машина не появилась на нашей парковке, и я решила заглушить раздрай в душе бегом. Он поймал меня сразу же, как выскочила из парадного: легко схватил в охапку и поволок за угол — подальше от глаз консьержа. Я не кричала — знала, чьи это руки. Даже слишком хорошо знала их.
Он поставил меня на скамейку, чтобы наши лица находились на одном уровне, и он мог бы беспрепятственно смотреть мне в глаза.
И снова этот взгляд, от которого я чувствую себя кроликом. Я не знаю, как он это делает, но отвернуться не могу, смотрю в его изумрудную зелень и позволяю копаться в себе, а он, кажется, уже всю меня изрыл, что ищет только, не ясно.
— Почему ты выбрала для этого меня? — наконец спрашивает.
Глаза в глаза, и в голосе нет ни злости, ни злорадства, ни жестокости, которых я так страшусь. Нет враждебности. Есть мягкость и желание… быть понятым?
— Есть более подходящие кандидаты? — отвечаю.
Кай выдыхает и только теперь отводит глаза. А я вдруг понимаю, что дрожу.
Он молчит, а я говорю себе за него: «Я рассчитывал на нечто большее между нами, а ты своей выходкой всё испортила». И сама же ему отвечаю «Я не пригодна для чего-то большего. Мой текущий терапевт считает, что мне нельзя заводить отношений. Я просто хотела узнать, что чувствуют люди во время секса». И он спрашивает дальше: «Узнала?».
— Если бы ты предупредила… всё это было бы по-другому. Совершенно иначе, понимаешь?
Я молчу, потому что теперь в горле ком и после разговора с Адити понимание, что виноват не он, а я… И отреагировал он так и только так, как мог нормальный парень — разочарованием, потому что понравившаяся девушка оказалась даже не легко доступной, а безнравственной. Потому что не ждёт и не ценит его желания прежде завоевать её. Что она — как все те, кого он выгнал.
Внезапно Кай поднимает голову, и я вслед за ним тоже. Снова глаза в глаза:
— Прости меня за слова, которые я тебе сказал.
Я киваю. Он некоторое время молчит, затем выпаливает:
— Переезжай ко мне?
Я тоже беру время на «помолчать». Затем делаю предположение:
— Ты ненормальный?
— Моя мать — венеролог, я в принципе не могу быть нормальным! — смеется. — Переезжай!
— Зачем мне это?
— Говорят у меня красивые глаза — изумрудные!
