Сколько ему? Лет восемьдесят? Девяносто?
Я искренне надеялся, что годам к тридцати долбаная утренняя эрекция уйдёт в прошлое, как и постоянная, неутомимая потребность в женщинах. Но, глядя на буквально сочащийся слюной рот этого старика, меня охватывает разочарование: одержимость сексом делает мужчину слабым, уязвимым.
Мысленно догоняю Еву, впиваюсь зубами в её смуглую кожу именно там, где хотел бы больше всего — на лопатке, сжимаю их, но не сильно, как персик, а как кожу желанной женщины…
— Вссс… — втягиваю воздух, вбивая свои последние удары в модельно тощее тело подруги.
Одним движением избавляюсь от презерватива и, привычно метнув его в угол, самый близкий к ванной Мел, заваливаюсь на спину. Закрываю глаза: мне нужен отдых. Давно уже нужен.
— Знаешь, что я ценю в тебе больше всего? — после секса голос Мел всегда кажется чересчур лисьим, каким-то до тошноты елейным. Лучше бы она просто молчала. Спала или шла принимать душ. Главное — молча.
— Что?
— Твою неутомимость! — снова целует мою грудь.
— Я тоже её ценю, — отвечаю сонно и почти сразу проваливаюсь в воспоминания о кафе.
Да, этот ритуал — ежедневно засыпать, прокручивая в голове ту нашу самую первую встречу, стал одной из пакостных сторон моей проблемы.
Я решил разыграть её: очаровать, пригласить на свидание, а когда согласится — расхохотаться в лицо. Чем не приветствие в память о старых добрых временах?
Однако, когда дело было уже почти в шляпе, во мне со звоном лопнула некая неизвестная до этого момента струна, и я передумал. Эта её улыбка, ложбинка между грудей, и, главное, шоколадный взгляд тронули в моей душе нечто глубинное. Я вдруг решил внять многочисленным просьбам отца: «Будь с ней поласковее!».
«Чёрта с два!» — петушилась моя гордость.
BO Nenni (Original Mix)
Но если быть честным — я ждал её приезда. Стыдно признаться, но извращённый ум, невзирая на все мои угрозы и упрёки, считал дни: семь дней, пять дней, три дня, два, один… И я, неожиданно для себя самого, соглашаюсь сделать то, о чём меня так просили, и на что я так упорно не соглашался — встретить её. Чтобы увидеть первым, какой она стала, насколько изменилась.
Но я совсем не ожидал, что наша встреча будет вот такой… необычной.
Она сидела напротив — слишком далеко, чтобы говорить, но достаточно близко, чтобы видеть.
На запястье выбит рисунок — алый цветок мака. Пока Ева делала вид, что читает свой журнал, я мысленно боролся с желанием перевести эту татуировку в совершенно другое место — в ту самую ложбинку между её торчащих смуглых грудей, которую она так смело выставила на всеобщее обозрение. Наверное, у них там, в Австралии, принято так одеваться — едва прикрывая тело клочком тонкой ткани, но у нас тут, в Северной Америке, это… сносит на хрен мужские мозги! Даже если они принадлежат сводному брату. Даже если он до сих пор думал, что ненавидит свою сестру.
