Меня с силой сжимают, удерживая за поясницу, пропустив пальцы сквозь волосы на затылке, словно заявляя всему миру — это моя территория, только моя, и границы навсегда закрыты.
На его губах осколки раздавленной обиды, и ранят они не меня — только его. Он крошит их, усилием воли растирает в пыль, и оставляет мне тихий, нежный, полный боли упрёк: «мы неразделимы!». Потом становится неистовым, смелым, даже непристойным, неудержимым цунами, запрещающим мне сомневаться, спорить, трусить и даже пытаться противостоять. «Не думай, не суди, просто верь… доверяй, люби и ничего не бойся!» — внушают мне его губы. И я безропотно подчиняюсь … хоть и не навсегда, но на время, на эти короткие мгновения полностью растворяюсь в нём. Потому что так целовать — не только губами, а каждой клеткой, всем своим телом, соприкасаясь душами, может только один человек на всей земле — мой муж.
Прихожу в себя, сидя на его коленях за нашим столом, уткнувшись носом ему в шею. Алекс жадно что-то пьёт из высокого бокала, похоже, что просто воду — его мучает жажда.
Первое, что различает мой взгляд после прозрачной ножки бокала прямо перед моим носом — белую коробку, покорно ожидающую хозяина на своём месте. Я решаю какое-то время не подавать виду, что сознание вернулось, и, выиграв время, всё обдумать. Однако почти сразу слышу:
— Никто ещё не лишался сознания от моего поцелуя. Ты первая.
Он всегда меня чувствует, всегда. Как и я его:
— Просто ты никому ещё не трепал нервы так, как мне!
— Кто, я?!
— Ну не я же!
— Ну… тут можно и поспорить! Но я не стану. У нас есть планы на вечер, поэтому не будем тратить время на глупости…
Fleurie — Breathe
Мы возвращаемся в наше бунгало, принимаем душ, каждый по отдельности. Я выхожу, Алекс по пояс раздет, на бёдрах свободно болтаются джинсы с низкой талией, так что его пресс полностью подвергнут обзору… и мне сразу становится душно.
Он встаёт, подходит со своей голубой шёлковой лентой из белой коробки, завязывает мне глаза и осторожно укладывает. Я ничего не вижу, только слышу, как падают на пол подушки и покрывало — муж расчищает территорию прежде, чем заняться мною по полной программе. Предвкушаю какой-нибудь жёсткий секс вроде БДСМ в наказание за проступок, но помню, что Алекс не терпит насилие, а потому расслабляюсь, совершенно не переживая о своей целостности, что физической, что духовной.
Почти сразу я привыкаю к полному мраку и тишине, поэтому вздрагиваю, когда моё ухо обжигает внезапный шёпот:
