Так было до жаркого июльского дня в парке развлечений. Мы ели мороженое кофейное или шоколадное. Оно таяло так быстро, что вытекало из рожка, стекало по Алёшиным рукам, щекам и капало на шорты огромными коричневыми кляксами. В любой другой день меня бы это расстраивало и злило, но только не сегодня. Я столько смеялась, что жизнь казалась мне счастливой, день роскошным, а испорченные шорты — ерундовыми. Я заливалась смехом, совершенно не боясь казаться неадекватной, и между приступами этой беспочвенно-безудержной радости выхватила его глаза, затем снова и снова, и это был взгляд ребёнка, глядящего на безумно желанную, но бесконечно дорогую игрушку в магазине, ту, на которую можно смотреть, но нельзя трогать, и уж тем более играть. Он был приятен мне, этот взгляд… Он обволакивал меня, он был приторно сладок как мёд, я чувствовала, как теряю ощущение реальности… А потом случилось одно из самых восхитительных и ярких событий в моей жизни, одно из тех, что остаются на всю жизнь сладким воспоминанием, наполняющим наше существование смыслом, тех, которые проносятся перед глазами в момент угасания навеки…
Моё мороженое потекло, так же, как и Алёшино, оно капнуло на моё бедро, запястье и подбородок. Я смеялась, закрыв глаза, мне было хорошо, мне было радостно, и в этом состоянии полуэйфории я почувствовала нежнейшее прикосновение к своей коже, прикосновение бабочки, она коснулась моего бедра, затем задержалась на запястье и, наконец, до того, как она приблизится к моему лицу, я усилием воли раскрыла глаза и увидела его губы, его залитое солнцем лицо, смуглую кожу. Его запах был потрясающим, пропитанным феромонами до такой степени, что я забыла, кто я, и где нахожусь…
Алекс собирал мороженное с моей кожи своими губами и языком, и это было фантастически, сказочно, незабываемо приятно… Моё тело, как и мой разум, парило в невесомости, я не слышала шума, люди и весь мир перестали существовать, я лишь видела ослепляюще яркий свет и фрагментарно смуглую кожу и нежные губы. Лишь спустя мгновения, до меня дошло, что он целует меня страстным, жарким, жадным ртом, целует так, будто хватает воздух, будто до этого задыхался, и вот, наконец, может дышать… Я знала, что это не флирт, не ухаживание, я чувствовала всем своим существом, что это порыв внезапный, незапланированный, несдержанный, и именно это и делало происходящее ещё более восхитительным…
Когда Алекс сам вдруг очнулся и понял, что сделал, я уже смотрела ему в глаза совершенно осознанно, и он испугался, медленно отстранился, стал извиняться, я уверяла, что всё нормально, но, мол, не делай так больше. Он — я не буду, но глаза, совсем другие: его накрыло так же сильно, как и меня…
