– …оглассе…
– Громче, м-мать!
– Согласен.
– Атлична! Трак сейчас освободит тебе ручонки и шейку, но учти – твоя жизнь и жизнь твоей… этой… у меня вот где!
Крис показал ему кулак.
– Трак, теперь дай ему волю.
– Принято.
Железочеловек встал.
Парень поднялся, зачем-то, по земной привычке, отряхнул скафандр… совсем зеленый, бедолага.
– А теперь… куда, Улле? Мы ведь не здесь стены долбить планируем? Тут всё, вроде, битое…
– Сюда, – указываю на тот коридор, где исчез котик.
– Медленно! Улле – вперед. Кстати, подними-ка детектор девчонки, теперь ты с ним работаешь. Остальные – тем же порядком, что и сюда шли. Только студент-второй берет и тащит трубу света. Хорошо хоть, твоя эта трубу нам оставила и детектор пустот, без них гроба… застряла, в смысле. Еще раз, для непонятливых: медленно! И – след в след.
Не уверен, Су, что Крису это надо знать, но не всё тут битое. Потом разберемся. Он так «потом» сказал и еще так четко на языке у него слово «гробанулась» вертелось, что, зная Белого Призрака, сразу видишь: он уже похоронил девчонку. Азы нашей работы, Су, да и вашей, научников, тоже: ловушки марсиан, если они уже сработали, нельзя поставить на обратный ход: они не открываются. Только взломать резаком, взрывчаткой, ультразвуком, ломом… а это может быть очень долго и дико опасно для того, кто застрял. Верная смерть, Су, точно же говорю? Подтверди, моя живая легенда… моя сияющая, моя ласковая…
Вот только люди моего опыта, Су, знают, что у ловушек может быть «черный ход». Это даже вы, научники, не знаете. Насчет тебя вот не скажу, ты очень умная. А большинство вашего брата не знает. И в синдикате. Только частным поисковикам и только тем из них, которые из бункеров полжизни не вылезают, эта хитрость известна. Нам ведь тут все родное. Я не хвастаюсь, Су. Просто мне тоже есть цена, притом не в цент и не в пятак.
А значит, девчонку хоронить рано. Может, еще вытащим. Помоги нам, Господь!
Ловкач ждал ровно час – столько, сколько велел ему Браннер. «Чтобы наверняка», – сказал Браннер.
Курить хотелось страшно. Ловкач ведь родился на Земле.
А потом час истек, и он дважды прижал палец к экранчику. «Цель один – пуск. Цель два – пуск».
И полюбовался.
Два пустых места полыхнули огнем. Потом наряд невидимости клочьями стёк на песочек, и взоруЛовкача представились две безнадежно убитые машины.
А через обычную оптику – два столба дыма и пыли на горизонте. Невысокие.
На Марсе надо дорожить работой. Это умение – дорожить работой – должно войти в плоть и кровь. Потому что на Марсе хорошая работа, то есть работа, за которую платят хорошие деньги, – вроде мамонта на автостраде. Иногда, говорят, они случаются, но ты не видел. Кого на Марсе больше всего? Шахтеров, строителей, работяг со сверхгрязных производств, этноизбытков-латино и этноизбытков-азиатов, охотно нанимающихся фермерами, чтобы недолго пожить в химическом аду плантаций. Отребье, хламеры, никогда им не выбраться из нищеты. Ну, ешё обслуживающий персонал… Эти могут жить, не поднимая головы. Больше выживать, чем жить. Где-то наверху – ученые, инженеры, администрация… До них не дотянуться, у них старт такой, что простому парню с его финиша до этого старта не дотянуться. Между верхом и низом, ровно посередине – военные с полицией и спецслужбистами. Им неплохо живется, но воли – никакой. А вся воля у крепких ребят, которые живут не в системе, а по соседству: команды черных поисковиков и штурмовиков, бойцы, работающие на синдикат или на кого-то помельче, в общем, у реальных волков. Бедность тут для большинства, но ловкий человек может найти себе работку вне системы и попивать чаёк вволю. Ну, или кто что любит, то и попивать.
