— Это верно, верно… Сталин умеет заставить своих людей работать и ночью, он почти что абсолютный монарх! — Гитлер выпалил эту фразу все еще пребывая в состоянии нервной экзальтации, только за этой показной энергичностью уже проглядывал трезвый аналитический ум циничного расчетливого политика.
— Проверка всех шести фигурантов показала, что после совещания они отправились по домам, контакты были тут же проверены. Телефонный звонок совершил только Гальдер, который сообщил в 22–40 дежурному по штабу о своем месте пребывания. Мы не обнаружили утечки, мой фюрер. Самое главное, что если кто-то и получил бы какое-то сообщение с этим вашим высказыванием, то не было технической возможности ее передать. Служба контроля сообщает, что с 22–00 до 7-00 никаких передач шпионских радиостанций зафиксировано не было. Район Берлина и его окрестности контролируются нами особенно тщательно.
— И что из этого следует? — Гитлер уставился на Гейдриха, подозревая, что тот его обвинит в передаче информации Сталину.
— Остается единственное предположение: двойной перевод.
— Что? — фюрер не понял Гейдриха, но стремительно пытался понять движение мыслисвоего визави.
— С подобными высказываниями вы выступали на нескольких совещаниях, в том числе на мартовском совещании с высшими офицерами Вермахта. Там присутствовало порядка двухсот пятидесяти генералов.
— Двести пятьдесят три человека. — Гитлер поражал своей памятью не только Гальдера[1].
— Думаю, утечка произошла именно оттуда. Но чтобы это выяснить, придётся приложить массу усилий. И гарантий, стопроцентных гарантий, что мы сумеем сделать это быстро — нет. А дальше сработал эффект двойного перевода. Ваши слова перевели сначала с немецкого на русский, а потом у нас произошел перевод с русского на немецкий. Похожая фраза стала почти абсолютно похожей. На эти маленькие огрехи указали наши лучшие переводчики.
— Рейнхард, вы правы… Есть несколько незначительных отличий, я не обратил на это внимания. Вы правы… Сколько вам нужно времени, чтобы обнаружить вражеского агента?
— Мой фюрер, я прошу у вас от месяца до трех. Это с учетом того, что мой аппарат будет заниматься только этой задачей. Если же не отвлекаться от других направлений, то мне надо от трех до пяти месяцев.
— Хорошо. Занимайтесь этим. Не исключительно этой задачей, но всё же. Вдумчиво, не спеша. Мне важен результат. Начиная войну с большевиками, я хочу знать, что к ним не сможет попасть даже крупица стратегической информации. Слышите, Гейдрих? Я надеюсь на вас.
