Пехотинцы | страница 7



Новый снаряд разорвался в самом окопе, близко, но за поворотом. Их никого не тронуло. Савельев выглянул за бруствер окопа, посмотрел в немецкую сторону: там не было заметно никакого движения.

Егорычев вынул из кармана часы, посмотрел на них и молча спрятал обратно.

- Который час, товарищ старшина? - спросил Савельев.

- А ну, который? - в свою очередь, спросил Егорычев.

Савельев посмотрел на небо, но по небу трудно было что-нибудь определить: оно было совершенно серое, и по-прежнему моросил дождь.

- Да часов десять утра будет,- сказал он.

- А по-твоему, Юдин? - спросил Егорычев.

- Да уж полдень небось,- сказал Юдин.

- Четыре часа,- сказал Егорычев.

И хотя в такие дни, как этот, Савельев всегда ошибался во времени и вечер приходил всегда неожиданно, тем не менее он лишний раз удивился тому, как быстро летит время.

- Неужто четыре часа? - переспросил он.

- Вот тебе и "неужто",- ответил Егорычев.- С минутами.

Немецкая артиллерия стреляла еще довольно долго, но безрезультатно. Потом снова в самом окопе, но теперь поодаль разорвался один снаряд, и оттуда сразу позвали Юдина. Юдин пробыл там минут десять. Вдруг снова просвистел снаряд, и там, где находился Юдин, раздался взрыв. Потом опять затихло, немцы больше не стреляли.

Спустя несколько минут к Савельеву подошел Юдин. Лицо его было совершенно бледное, ни кровинки.

- Что ты, Юдин? - удивился Савельев.

- Ничего,- спокойно сказал Юдин.- Ранило меня.

Савельев увидел, что рукав гимнастерки у Юдина разрезан во всю длину, рука заправлена за пояс и прибинтована к телу. Савельев знал, что так делают при серьезных ранениях.

"Пожалуй, перебита",- подумал Савельев.

- Как вышло-то? - спросил он Юдина.

- Там Воробьева ранило,- пояснил Юдин.- Я его перевязывал, и аккурат ударило. Воробьева убило, а меня... вот видишь... Он присел в окопе, прежде чем уйти.

- Закури на дорожку,- предложил Савельев.

Он снова достал свою трофейную масленку и сначала хотел разделить щепотку, которая там оставалась, на две, но устыдился своей мысли, свернул из всего табака большую цигарку и протянул Юдину. Тот левой, здоровой рукой взял цигарку и попросил дать огня.

Немцы совсем не стреляли. Стояла тишина.

- Ну, пока не стреляют, я пойду, дружище,- сказал Юдин и поднялся.

Зажав цигарку в уголке рта, он протянул Савельеву здоровую руку.

- Ты это...- сказал Савельев и замолчал, потому что подумал: вдруг у Юдина отнимут руку.

- Что "это"?

- Ты поправляйся и обратно приходи.