Царь, подъехав к одному солдату, несшему шведское знамя, стал безжалостно рубить его мечом. Далее Царь остановил свою лошадь, но все продолжал делать описанные страшные движения, вертел головою, кривил рот, заводил глаза, подергивал руками и плечами и дрыгал взад и вперед ногами. В ту минуту его окружали важнейшие его сановники. Все они были испуганы, и никто не смел к нему подойти, они видели, что Царь чем-то раздосадован и сердит. Наконец к нему подъехал и заговорил с ним его повар, Иоган фон-Фельтен… И царь постепенно успокоился…»
Разве так торжествовали предки Петра победы над врагом? Не языческие геркулесы и марсы встречали их, а честные иконы, преподносимые столичным духовенством; не водку подносили въезжавшим в город победителям, а святою водой кропили их благоговейные лица; не богомерзкою музыкой иноземных «игрецов», а малиновым звоном колоколов сопровождалось торжественное шествие царя и победоносных войск по стогнам града Москвы…
Такие или приблизительно такие мысли должен был навевать на степенного москвича полуязычес-кий триумф Петра. Все поведенье его обличало в нем «не настоящего» царя. Эта жестокая расправа с солдатом, это странное на глазах у всех подергивание головы, лица, рук и ног… И это многие учли как явный показатель того, что Петр — царь не настоящий: «Что он головой запрометывает и ногой запинается, и то, знамо, его нечистый дух ломает…»
Иного рода сцены разыгрывались пред москвичами по манию Петра, сцены невиданной жестокости и бесчинного участия в них самого государя. При розыске стрелецкого бунта сам Петр собственноручно рубил головы стрельцам и требовал от приближенных того же: «кн. Ромодановский отсек четыре головы стрелецких; Голицын, по неуменью рубить, увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра, Алексашка (Меньшиков), хвалился, что обезглавил 20 человек; полковник Преображенского полка Блюмберг и Лефорт отказались от упражнений, говоря, что в их землях этого не водится. Петр смотрел на зрелище, сидя на лошади, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками. А у пущих воров и заводчиков ломаны руки и ноги колесами; и те колеса воткнуты были на Красной площади на колья; и те стрельцы, за их воровство, ломаны живые, положены были на те колеса и живы были на тех колесах немного не сутки, и на тех колесах стонали и охали; и по указу великого государя один из них застрелен из фузеи… А попы, которые с теми стрельцами были у них в полках, один перед тиунскою избою повешен, а другому отсечена голова и воткнута на кол, и тело его положено на колесо» (С. Соловьев). В шесть дней было казнено в Москве 628 человек; кроме того, 195 стрельцов повешено под Новодевичьим монастырем, перед кельею царевны Софьи, трое из них, повешенные подле самых окон, держали в руках челобитные с написанным «против их вины». Целые пять месяцев трупы не убирались с мест казни, целые пять месяцев стрельцы держали свои челобитные перед окнами Софьи… Тоже своеобразный воспитательный прием, которым решительный Петр хотел подействовать на старую Москву.
