Двадцать дней без войны (Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина) - 2) | страница 59
или "вы", по имени или по имени-отчеству, а у него по отношению к вам этого права нет: вы заранее мысленно лишили его этого права! Не выношу "Петька", "Колька", "поди", "принеси", - и мне никто не Колька, и я никому не Зинка - ни в пятьдесят, ни в двадцать. Не люблю произвола! Терпеть не могу! - не сказала, а крикнула она в лицо Лопатину.
И внутренняя сила этого выкрика так далеко отстояла от всего, казалось бы, частного и не для всех обязательного, о чем она только что говорила, что Лопатин ощутил за этим давно и стойко выстраданную мысль, имевшую отношение не к именам и отчествам, а к жизни.
- Зинаида Антоновна, по-моему, вы даже напугали Василия Николаевича, услышал он насмешливый голос Ники.
- Он фронтовик, ему нельзя пугаться никого, даже меня! - хохотнула своим мужским смехом Зинаида Антоновна и удержала мужа Ксении, пытавшегося налить ей водки. - Я уже сказала вам раз и навсегда: не поите меня водкой. Лучше добавьте мне плова, я от него добрею!
Подложив ей плова, он все еще продолжал держать бутылку в руке.
- Ну, всего одну - за фронтовиков! И за вашего мужа, и за Василия Николаевича, и вообще за всех.
- Не буду, это бессмысленно! Им все равно не станет от этого легче.
Она перевернула свою рюмку вверх дном и снова уперлась глазами в Лопатина.
- Ответьте мне, но только правду: вы сами, своими руками, убивали немцев?
- Может быть, - сказал Лопатин. - Но не думаю.
- Как это понять - не думаете?
- Очень просто. В начале войны несколько раз вместе с другими стрелял в немцев из винтовки, а этой осенью один раз из пулемета, но не уверен, что именно я попадал в них.
- Теперь поняла. А вам хотелось, чтобы их убивал не кто-то другой, а вы сами?
Лопатин пожал плечами и сказал, что он как-то не думал об этом в применении к себе. Думал обо всем, вместе взятом: что фашистов необходимо убивать, потому что иначе не победишь, и что хорошо, когда мы их убиваем, а сами остаемся в живых, и плохо, когда все получается наоборот. Об этом он, в сущности, и пишет всю войну. Конечно, не только об этом, но почти всегда и об этом, потому что это и есть война.
- Поняла, - сказала Зинаида Антоновна. - Но ответьте:
испытали бы вы удовлетворение или даже наслаждение, если бы точно знали, что не кто-то другой, а именно вы убили одного или нескольких фашистов?
- Удовлетворение, пожалуй... А слово "наслаждение" мне не нравится, мало подходит к войне.
- А как же быть со словами "есть упоение в бою..."?