— Пойдём знакомиться с призраками, — я спрыгиваю с камня и подаю руку Аой. — Вдруг они тоже не против с нами поболтать.
Мы идём вперёд, никаких призраков больше не находим, но зато обнаруживаем полузасыпанные песком ступени, ведущие куда-то под землю.
— Проклятые живут под землей?! — Аой присаживается и трогает песок… на нём нет даже намёка на человечески следы… или есть?
Контуры человеческих ног и даже лап хидо… они всё же есть, а это означает, что не позднее чем день назад кто-то спускался по этим ступеням.
Начинаю опускаться первым, прислушиваясь к звукам впереди, но ничего кроме шелеста песка под ногами не слышу. Мы проходим с десяток ступеней, за ними просторная площадка и… новые ступени ведущие вниз, в темноту тоннеля.
Всё это очень странно, но совсем не похоже клан… даже на клан Проклятых.
Еще одна площадка и мы, наконец-то, оказывается в широком подземном коридоре. Никакой отделки внутри, стен и полы — неровные и приходится спотыкаться через шаг… очевидно что этот ход вырыли только для того, чтобы по нему можно было хоть как-то пройти.
Мы проходим еще сотню шагов и видим… видим завал впереди, а ровно через мгновение вскрикивает Аой, а у меня в глазах темнота тоннеля превращается в абсолютную черноту, похожую на смерть.
* * *
— Вот повезло — так повезло, — радостный шёпот почти над ухом. — И даже золото есть.
Я чувствую как быстрые руки шарят по моему телу, и в сумраке коридора вижу лицо. Разглядеть его невозможно… просто светлое пятно.
— Меч, какой дорогой меч! — восторженно шепчет тот же голос, а уже через секунду стонет, наткнувшись на лезвие моего шигиру. Не вытаскивая лезвия из груди неизвестного, хватаю его за волосы и тяну ближе к себе.
— Кто здесь еще есть? — шепчу я.
Он старается ответить, но получается плохо — когда лезвие пробивает лёгкие, отвечать всегда трудно.
— Кто… здесь… еще… есть?… — спрашиваю, прислушиваясь к шорохам.
— Никого! — хрипит и плюётся кровь он.
Хорошо, можно запустить светлячка… я собирался это сделать еще до того, как мы спустились сюда, но не хотелось привлекать внимания.
Крохотный огонёк высвечивает бледное лицо… пацана?
Лет двенадцати. И кровь из его рта сейчас зальёт всё тут.
— Вот ты болван, — ругаюсь я, снимаю детское тело с лезвия шигиру. Укладываю бедолагу на спину и лезу в сумку за талисманом лечения. И заодно оглядываюсь в поисках Аой. Она лежит неподалёку, а в груди тонкая и короткая — похожая на иглу — стрела.
И только тут я замечаю, что на песке рядом с местом, на котором я только что лежал, валяется точно такая же.
