Нет, меня не тошнит — попросту нечем. Но пульс грохочет в ушах и не получается вздохнуть. Я силюсь, но ничего не выходит. Поэтому я просто врубаю кран с холодной водой на полную и плещу ею в лицо. Умываюсь до тех пор, пока это все не проходит. Боль внутри не проходит.
Только затем выключаю воду и смотрю на отражение.
— И что ты будешь делать? — спрашиваю у себя.
Легкий шорох со стороны заставляет вскинуть голову. На пороге стоит Одри, только смотрит на меня без торжества. В ее взгляде замешательство и неверие.
Она принюхивается и все-таки спрашивает:
— Ты… беременна?
Лучше бы это была Венера. Или Оуэн. На крайний случай Доминик. Хотя что последнему делать в женском туалете? Но он мог пойти за мной, чтобы… Чтобы что? Он свое мнение насчет меня уже высказал.
Его невеста — последняя, кому я бы хотела рассказывать про малыша. А выходит, и рассказывать не нужно? К счастью, потому что все, чего я хочу — чтобы она поскорее отсюда убралась.
— Это очень странная традиция, — отвечаю волчице, — наши разговоры в дамских комнатах.
Одри складывает руки на груди:
— Отвечай на вопрос.
— Зачем? Ты же и так все прекрасно унюхала.
Я медленно беру бумажное полотенце и промокаю им лицо. Медленно, потому что не хочу выдать себя дрожью в пальцах.
Значит ли это, что Доминик тоже в курсе?
Почему тогда ничего мне не сказал?
— Он не может быть ребенком Доминика. Это невозможно. Значит, ты ему… изменила? — Последнее Одри выдает с таким отвращением, будто я не альфе изменила, а лично ей на крыльцо нагадила.
— Тебя это не касается, — повторяю я излюбленную фразу Экрота.
— Я его будущая жена, поэтому меня касается все, что касается его.
— А также все, кто касаются его?
На щеках волчицы проступает гневный румянец, но она только вздергивает подбородок и возвращает себе неприступный вид.
— Скоро касаться не будешь. Он тебя выгнал.
Нужно просто не отвечать, но тогда эта самодовольная стерва решит, что может мне указывать.
— Ошибаешься. — Я выбрасываю полотенце в корзину и поворачиваюсь к ней. — У нас сейчас сложный период в отношениях. Доминик привык, чтобы перед ним бегали на задних лапках, а я сама альфа. К тому же это его ребенок и он еще не в курсе.
Глаза Одри широко раскрываются.
— Но это же…
— Невозможно? — хмыкаю я. — Я тоже так считала. Но, как видишь, бывают исключения.
— Ты лжешь!
— Зачем мне это? И разве можно обмануть вервольфа? У вас же звериное чутье.
Удивительно только, почему Одри почувствовала мою беременность, а альфа нет.
