– Мама, не отдавай меня замуж, слышишь?
Вяйнемёйнен сед и стар, и весьма суров.
Ты спрячь меня, закрой меня на засов,
Увидишь, мама, я буду нема и тише
полярной ночи, от любых вообще отказавшись слов.
– Покорной будь, Айно, детка, и не дрожи,
Ступай сейчас в лес и веников навяжи.
– Покорной буду, мама, отправлюсь в лес.
отдай меня за кого-то из наших мест.
– Лес в наших краях огромен и свеж, и чист,
здес, где знаком мне каждой березы лист,
я крепких березовых веников навяжу.
Вяйнемёйнен идет сюда. Я опять дрожу.
– Вяйнемёйнен, ты мудр, ты стар и сед,
убереги нас обоих от этих бед,
не проси ни юность мою, ни страсть,
не удастся тебе ни вымолить, ни украсть…
– И иди себе, Вяйнемёйнен, своим путем.
Разными дорогами мы пойдем.
Я вернусь домой, Йоукахайнена умолю и мать —
не бывать мне женой твоей, не бывать!
И бежали белые ноги в родимый дом.
– Мама, там лесная птица поет о том,
что счастливой не быть мне, мама, и не бывать
этой свадьбе. Слышишь, поет опять.
– Айно, детка, Вяйнемёйнен в жены тебя берет,
Сдайся, как весеннему солнцу сдается лед,
Серебро надень и ленту вплети в косу,
то кукушка в нашем кричит лесу.
Айно вплетала ленту, брала серебро и медь,
уходила на берег грустную песню петь,
видела дев, плескавшихся среди волн,
сбрасывала ленты с себя и лен,
и бросалась к суровому камню вплавь.
– Забери меня, море – себе оставь!
Опускало море Айно к себе на дно.
Только птичий крик раздавался – Айно!
Вяйнемёйнена лодка плыла, разрезая гладь,
удалось ему в сети рыбу одну поймать.
Вынул финский нож Вяйнемёйнен, а рыба – вон
из руки его в воду, махнув хвостом.
– То не рыба была, Вяйнемёйнен, то я была —
Айно! Вода меня приняла…
Говорила же – не бывать мне твоей невестой,
твоей женой,
не делить нам ложе и хлеб ржаной.
Гадок ты, Вяйнемёйнен, и стар и сед,
